Дэвид Коу - Изгнанники

Она поднесла палец к губам и покачала головой:

— Это все, что мне нужно знать: Брагор-Наль, начало весны. Пошли, — позвала она, повернувшись и направляясь к проходу, которого Гвилим не заметил, — вас покормят и найдут вам ночлег.

С тех пор так и повелось. Один за другим они кормили его, оберегали, вели из одного пункта в другой, а там передавали следующему. Провожатых было так много, что вскоре он перестал различать их лица. Молодые и старые, светлокожие и смуглые, они мелькали в его жизни, как лица пассажиров в быстроходных повозках, проносившихся по улицам Наля. Он постоянно помнил только два лица — своего очередного проводника и молодой женщины, первой встретившей его у Глубокого Каньона. Но все эти люди, как и он, были гилдринами, а значит, в какой-то степени его родней. В этом, наверное, и было все дело.

— Сюда, Хранитель, — тихо позвал худощавый. Теперь его голос звучал уже не так напряженно.

Они шли по равнине с иссохшей землей, покрытой чахлым кустарником. Ночь была безлунной, но свет Наля отражался от висевшего над головой серого смога, так что вполне можно было разглядеть кусты и покрытые сухой травой кочки и лавировать между ними. Впереди сквозь туман и облака слабо вырисовывались голые скалы и покрытые снегом вершины Срединного хребта.

— Здесь мы в безопасности? — слегка задыхаясь, спросил Гвилим. Его проводник двигался вперед длинными уверенными шагами, и Гвилим едва поспевал за ним.

— В относительной, — ответил проводник. Из-за ветра его было плохо слышно. — Службу безопасности Уэрелла-Наля не слишком волнуют те, кто покидает его пределы. Их беспокоят входящие. Так что вряд ли они нам повстречаются.

— А как же ты вернешься назад?

Худощавый мрачно ухмыльнулся:

— Вернусь осторожно.

Гвилим вспомнил кредо Сети: чем меньше слов, тем лучше.

— Другое дело — брагорская Служба безопасности, — помолчав, продолжил его проводник. — Ее бдительность и рвение всему Лон-Серу известны. Им есть дело до всего, что происходит на границах Наля и внутри него. Поэтому будь осторожен. — Он говорил будничным тоном, но Гвилим уже хорошо понимал почему: сама жизнь людей из Сети зависела от того, насколько невозмутимо они выглядят и как хорошо умеют смешиваться с остальным населением. Они всегда помнили, что за ними могут наблюдать, поэтому не могли себе позволить оплошности, выдать себя голосом или взглядом. Даже будучи уверены, что лишних глаз и ушей нет, они говорили о конспиративных встречах и рейдах ПСБ так, как другие говорят о погоде.

— Я буду осторожен, — пообещал Гвилим, стараясь говорить так же непринужденно. — Спасибо.

Больше они не обменялись ни словом и примерно через час дошли до края равнины и стали медленно подниматься в гору. Низкорослый кустарник и трава сменились карликовыми соснами и можжевельником, земля стала неровной и каменистой. Никаких знаков и указателей не было, но проводник шел вперед уверенно, как по шоссе. Наконец они ступили на узенькую, но вполне заметную тропку, терявшуюся среди холмов. Гвилим снова почувствовал прилив гордости, как уже не раз было во время путешествия через Уэреллу. Эти смелые люди — тоже его народ, хоть его семья и друзья и остались в Даалмаре.

Проводник остановился:

— Дальше я пойти не могу, Хранитель. Тебе придется одному идти через горы. Прости.

— «Тебе ли просить прощения?» — с умилением подумал Гвилим. — Все в порядке, — с едва скрываемым волнением сказал он. — Вы все и так уже много сделали для меня… — Он тряхнул головой. Что бы он сейчас ни сказал, все равно никакими словами не выразить ему свою благодарность. Лучше последовать их примеру и промолчать.

— До первой вершины тропинка разветвляется трижды и еще дважды — на спуске к Брагор-Налю, — наставлял его проводник, пристально глядя Гвилиму в глаза, как будто надеялся впечатать слова в его память. — Всегда поворачивай налево. Это удлинит путь, но зато ты обойдешь стороной лагеря рудокопов на западе.

Гвилим кивнул.

— Отсюда и до реки по ту сторону гор, — продолжал худощавый, — можешь пользоваться камнем, чтобы освещать дорогу. Здесь нечего бояться. Но когда дойдешь до реки Трех Налей, надо быть осторожным.

— Понятно. А с кем я там встречусь?

— Они сами тебя найдут. Эта тропа обрывается у крутого поворота реки. Оттуда на юге уже виден Брагор-Наль. Там, у поворота, ты заметишь огромный трухлявый пень, его невозможно ни с чем спутать — все остальные по сравнению с ним крошечные. Рядом лежит куча камней. Положишь камень на середину пня и вернешься назад по тропинке на двести шагов. Кто-нибудь к тебе подойдет.

Гвилим снова кивнул. Больше и сказать-то нечего.

— Прощай, Хранитель, — сказал худощавый, потрепав Гвилима по плечу. — Храни тебя Арик.

— И тебя, — отозвался Гвилим.

Не сказав больше ни слова, проводник повернулся и тронул назад к Уэрелла-Налю. Гвилим посмотрел ему вслед, потом смотал с камня тряпку и пошел по тропинке, ведущей к холмам. Подъем был довольно крутым, а Гвилим устал и измучился за долгий день. Он шел меньше часа, потом остановился и сбросил мешок. Все взятые из дома вещи были целы, а люди из Сети дали ему с собой достаточно еды на следующий отрезок пути, так что со временем его груз легче ничуть не стал. Зато он окреп и привык нести за плечами тяжесть, но годов-то это ему не убавило.

Он распаковал одеяло и вытащил кое-что из припасов. Еда в Налях была непривычной и неаппетитной. В ней не было ни запаха, ни вкуса, хотя проводники настойчиво внушали ему, что она очень питательная. Все было упаковано в тонкую прозрачную пленку, где, как его заверяли, пища может сохраняться бесконечно долго. И все же он отдал бы что угодно за кусок твердого сыра или сушеного мяса, а еще лучше — за тарелку рагу из баранины, которое так хорошо готовила Герта.

Как всегда, воспоминание о ней отозвалось болью в сердце. Боль не была уже такой острой, как в самом начале. Сейчас она стала ноющей, словно клинок из груди вынули, а рана никак не хотела заживать. Она стала уже частью его существа, как неотступное напоминание о любви и той жизни, что осталась позади. Он цеплялся за нее, как за драгоценную память. Раз уж Герты нет рядом, он будет хранить верность страданию, пришедшему на смену любви и страсти.

Он откусил несколько кусочков и сунул еду обратно в мешок. Гвилим уж и припомнить не мог, когда в последний раз действительно хотел есть. Он просто чувствовал пустоту в желудке и забрасывал в него что-нибудь, но ни разу после ухода из дома не ел с удовольствием. И при этом он все время чувствовал себя измученным. Он просыпался уже усталым и с каждым часом утомлялся все больше. Но спал все равно плохо — по ночам ныло сердце. Ему часто снилась Герта — он вдруг случайно обнаружил, что может сознательно вызывать сны о ней. Чаще всего они разговаривали или прогуливались по лугу над их поселком. Иногда занимались любовью среди цветов и травы. Когда он просыпался утром, все было по-прежнему — одиночество, и боль, и такая усталость, что снова хотелось закрыть глаза. Все равно каждый день с наступлением ночи он снова мечтал увидеть ее во сне.