Дэвид Коу - Изгнанники

Гвилим лег и уставился в темноту. Даже здесь, в предгорьях, смог Наля закрывал звезды. Была видна только рука Арика над западным горизонтом, и все. Ну и ладно, нужно поспать. Идти еще долго, а времени оставалось все меньше. Он закрыл глаза, гадая, увидит ли во сне Герту.

Но когда он наконец забылся, ему приснился совсем другой сон. Он стоял на оживленной улице, среди тысяч спешащих мимо незнакомых людей. Посохом раздвигая толпу, он медленно шел вперед. Улица была широкой, а тротуары покрыты голубыми и золотистыми плитами. Сколько видел глаз, вдоль улицы вытянулись ряды огромных, покрытых яркой молодой зеленью деревьев, а вдалеке блестели на солнце небоскребы в центре Уэрел-лы.

Сначала его никто не замечал. Никто не смотрел ему в лицо, никто не обращался к нему, хотя воздух вокруг гудел от разговоров, как от мух в летнюю жару. Но потом вдруг все остановились и уставились на него. А Гвилим, словно ждал этого момента, высоко вскинул посох и с размаху воткнул его в землю.

Почему-то он легко вошел в тротуар, а камень внезапно изменил свой цвет с коричневого на алый. Больше ничего не произошло, только посох, слегка наклонившись, все еще немного дрожал от толчка. Но что совершенно невероятно, Гвилим развернулся и пошел прочь, оставив на улице Наля посох, принадлежавший его отцу и деду и всем Хранителям, бывшим до него.

Он проснулся, весь дрожа, еще и оттого, что под влажную от пота одежду немилосердно задувал ветер. Он завернулся в плащ, но теплее не стало. Тогда он сел и, достав из сумки сухую рубашку, быстро переоделся. Гвилим подумал даже развести костер, но ему было лень. Вместо этого он снова лег и свернулся клубком, рассеянно глядя на мерцающий рядом с ним на земле камень.

С той самой ночи в родном поселке видения больше не посещали его. По крайней мере, он мог успокоиться, что этот странный тревожный сон не был пророческим. К нему, как перед каждым видением, не пришли родители, не протянули ему посох. «Это просто сон, и все»,— уговаривал он себя.

Потому что во всем остальном сон был похож на прозрение. Образы были столь же ярки, он так же чувствовал себя опустошенным духовно и физически. К тому же в глубине души Гвилиму казалось, что сон этот сбудется.

Но это невозможно. Не может быть, чтобы посох вошел в тротуар, как в масло. Не может быть, чтобы от этого камень изменил свой цвет, как будто гилдрин взял его в руки. Не может быть, чтобы Гвилим ушел, оставив на улице, словно кучу мусора, самую дорогую реликвию его предков. Понять этого он не мог, а тем более представить, что это сбудется.

Он тряхнул головой, обескураженный неоднозначностью сна и собственной неспособностью растолковать его. «Я же Хранитель Камня, — с досадой подумал он. — Должен же я уметь растолковать собственные видения».

И тут внутри себя он услышал голос отца. Может, и так , — произнес он, — но ты вдали от дома; вдали от своей постели, своей женщины, народа, который не дает тебе забыть, кто ты на самом деле. Твой дар в такой же степени связан с ними, как и с тобой самим.

Лежа на холодной земле и чувствуя, как ветер бьет об него, как вода о камень, Гвилим тоскливо улыбнулся. По крайней мере, он еще способен распознать истину, когда ее слышит. Глядя на туман и тусклые звезды, он подавил очередной приступ тоски по дому и подумал о том, где сейчас может быть чародей с соломенными волосами. Может, уже в Брагор-Нале? Интересно, остались ли у него в Тобин-Сере жена и дети, или его выбрали для этого путешествия оттого, что он одинок?

— Ты хоть понимаешь, чем я пожертвовал ради тебя? — громко спросил Гвилим, как будто незнакомец мог его слышать.

На дереве рядом засвистела птичка, и откуда-то издалека ухнула сова.

Ты делаешь это не ради него , — уточнил внутренний голос. — И не ради себя. Неплохо бы это запомнить.

Гвилим нахмурился. Его отец всегда был раздражающе проницателен.

Спать уже не хотелось, сон теперь был не ближе, чем Даалмар. Приняв решение, Гвилим поднялся, скатал одеяло и надел на плечи мешок. Раз спать он точно не будет, нечего лежать тут без толку. Затянутое дымкой небо еще отражало свет Наля, и камень хорошо освещал тропинку. К тому же на ходу он сможет получше обдумать свой сон. И по крайней мере, в это утро ему не придется проснуться в тоске и одиночестве.

Еще не вполне проснувшись, он понял, что в спальне кто-то есть. Уняв сердцебиение и медленно открыв глаза, Джибб обнаружил, что в комнате по-прежнему темно. Ну что ж, это дает ему преимущество, правда ничтожное. Лучемет лежал в ногах, а кинжал, как всегда, был спрятан под подушкой. Если бы он точно знал, где стоит незваный гость, то мог бы успеть использовать и то, и другое, прежде чем броситься вниз и спрятаться за кроватью.

Он лежал на правом боку, под шелковой простыней и легким одеялом. Медленно и бесшумно Джибб вытянул левую ногу и нащупал лучемет, а рукой одновременно скользнул под подушку и ухватил кинжал большим и указательным пальцами за острие. Одно незаметное движение, сказал он себе, глубоко и тихо вздохнув. Одно неза…

— Если бы я пришла тебя убить, — прошептал над ухом очень знакомый голос, а в обнаженную спину ткнулось дуло лучемета, — ты был бы уже трупом. Сколько раз я тебе говорила, что лучемет надо держать под подушкой вместе с кинжалом?

Изящная рука дотянулась через него до кнопки ночника. Он перевернулся и увидел сидящую на краю его постели Мелиор. На ее безупречно красивом лице играла усмешка.

— Привет, Джибб, — негромко поздоровалась она.

— Лорд! — воскликнул он, мигом сев. Вдруг вспомнив, что на нем ничего не надето, вспыхнул и туго завернулся в одеяло. — Что ты здесь делаешь?

— В чем дело, Джибб? — насмешливо спросила она, слегка потянув одеяло. — Ты от меня что-то прячешь?

Джибб покраснел еще сильнее, а Мелиор рассмеялась.

— Что ты здесь делаешь? — несколько резче повторил он.

Она встала и начала расхаживать по комнате. Даже мешковатые черные штаны и белая свободная туника не скрадывали грациозно точные кошачьи движения и не могли скрыть контуров ее гибкого, крепкого тела. Она остановилась у его стола и рассеянно повертела в руках стеклянную статуэтку.

— Замучила тоска по дому, — наконец произнесла она, оглянувшись и блеснув глазами из-под рыжей волны волос. — Соскучилась по Четвертому кварталу.

Джибб смотрел на нее и молчал. Мелиор принужденно хохотнула и вернулась к кровати. Вблизи Джибб заметил, что под ее яркими зелеными глазами появились темные мешки, а черты по-прежнему прекрасного лица заострились.

— Окажи мне услугу, Джибб.

— Конечно, лорд, — не раздумывая ответил он. — Все, что угодно.

Она улыбнулась ему:

— Теперь лорд не я, а ты, Джибб. Наверное, пора уж называть меня Мелиор.