Юлия Зонис - Дети богов

— Хотела защитить вас.

Он вяло пожал плечами.

— Возможно.

— Не возможно, а точно.

Пальцы некроманта, лежащие на рукояти катаны, побелели — похоже, ему очень хотелось распороть мне этой самой катаной глотку. Но, в отличие от меня. с самообладанием у Иамена все было в порядке.

— Слушайте, Ингве, — сказал он, снова уставившись на меня через костер. — Шутки в сторону. Мне кажется, вы находитесь под влиянием заблуждения.

Где-то я это уже слышал.

— И в чем же я заблуждаюсь?

— Вы думаете, что я — человек.

— На три четверти, да.

— Ни на три. Ни на одну. Вообще никаким местом.

— Кто же вы такой?

И тут он сказал:

— Я — та часть Альрика Сладкоголосого, которая не захотела становится Черным Эрликом. К сожалению, очень небольшая часть.

И я бы ему, несомненно, поверил, если бы несколько раньше у нас не состоялся другой короткий разговор.

Мы тогда только устроились на привал. Иамен полулежал, опираясь о снятое с одной из кляч седло, и писал в своей книжке. Я разводил костер. Фашистская зажигалка упорно не желала давать искру, я все щелкал и щелкал. Наконец вспыхнул огонек. Я поднес его к страницам толстенной книжки, судя по названию на обложке — энциклопедического словаря, но плотная бумага не хотела загораться. Понаблюдав за моими мучениями, Иамен вырвал несколько листков из собственных записей, смял и протянул руку за зажигалкой.

— Дайте мне.

Вместо этого я подобрал и расправил один листок. Стихи.

— Иамен, что у вас за дурацкая привычка: то в нужник собственные творения спускать, то костер ими растапливать?

— У вас есть идеи получше?

— Ага, есть. Отдайте мне.

— Ну оставьте себе это.

Остальные он все-таки сжег.

Я не стал рассказывать, как его обращение к неизвестному Грегу стало, пожалуй, единственным, что удержало меня на грани безумия в проклятом карцере. Вместо этого поднес листок к огню и прочел:

Поэтому, вместо того, чтобы развесить, по-обыкновению, уши, я сказал:

— Однажды ночью маленький мальчик посмотрел на небо и увидел падающие звезды. Звезды падали, как ему показалось, на другом краю пустыни. И вот мальчик отправился в пустыню, и до сих пор идет по этой пустыне, надеясь найти то место, где упала звезда.

— Это еще что за высокопарный бред? — не замедлил высказаться некромант.

— Вы, Иамен, как я погляжу, кинематографом не увлекаетесь? «Присевший тигр, спрятавшийся дракон».

— И от кого же ваш дракон прячется? А также — перед кем приседает тигр?

Тут его опять вырвало червяками и мокрицами, и тошнило так долго, что, казалось, он уже не очнется. Когда спазмы кончились, некромант без сил растянулся на земле, лицом вниз.

— Такие вот, блин, звезды… — пробормотал он и немедленно уснул.

Я бы накрыл его чем-нибудь, но ничего у нас не было, даже лошадиных попон. И воплотить их из душного местного воздуха мне оказалось уже не под силу.

В эту ночь мне приснилась паутина, а еще красивые разноцветные бабочки, летящие на синий огонь. Во сне я наполовину ожидал, что, пробудившись, увижу рассыпанные вокруг костра узорчатые опаленные крылышки.

Я уже привык просыпаться оттого, что Иамен трясет меня за плечо — и это в лучшем случае. В худшем без лишних затей отвешивает пинка. Поэтому самостоятельное пробуждение оказалось в новинку. Я долго смотрел на сочащийся с неба рыжий свет. Наконец позвал:

— Иамен?

Нет ответа. Меня подбросило, как на пружине.

Некромант никуда не делся. Он лежал, перевернувшись на спину, откинув руку в остывший пепел костра. На губах его блуждала улыбка. Глаза были закрыты. Странная какая-то улыбка. Взрослые так не улыбаются. Такое выражение бывает у пятилетних мальчишек, впервые попавших на карнавал или ярмарку. Или нет, вру: такое выражение лица бывает у пятилетних мальчишек, после долгой разлуки увидевших маму.

— Иамен!

Он не проснулся. Я встал, подошел и потряс его за плечо. Ноль внимания.

— Иамен, проснитесь!

Пришлось тряхнуть его еще два или три раза, прежде чем он, наконец, открыл глаза. Поглядел на меня из сонного далека, и улыбка радости медленно угасла. Он потер лоб рукой, будто плохо еще понимал, где находится. Сел. Огляделся.

— Что вы там увидели такого радостного? Как ваш папаша вручает нам ключи от царства?

Иамен не ответил. С трудом поднялся. Споткнулся, чуть не упал. Я протянул руку, чтобы его поддержать — но некромант помощью не воспользовался и утвердился на ногах самостоятельно. Подобрал с земли седло…

Он даже не стал проверять катану — и так понятно было, что серебра там осталось всего ничего.

В это день мы наконец-то достигли гор. Клячи наотрез отказались тащиться вверх, да и не было там дороги — одни бронзового цвета скалы и осыпи. Лошадей пришлось оставить.

С некромантом творилось что-то непонятное. То он карабкался впереди, то замирал на месте. Глаза у него то и дело закрывались, он клевал носом, оступался, вздрагивал, снова приходил в себя. Несколько раз я заметил все ту же блуждающую улыбку. Наконец, когда он в очередной раз отключился и скатился вниз по каменной осыпи, я не выдержал:

— Да вы же едва телепаетесь! Так мы не дойдем никогда. Давайте я вас потащу.

— Идите, Ингве.

— Что, гордость заела?

Он тряхнул головой и неожиданно со всей силы всадил кулак в плоский лоб скалы. Ободрал до крови костяшки и прошипел:

— Вы что, не видите: я засыпаю.

— Ну и спите себе.

— Ингве, вы кретин? Он же меня уводит.

— Куда?

— Туда. В яму меня швырять бесполезно, я сам себе самая темная яма. Но любого можно увести Дорогой Сна. Поэтому закройте рот и идите. Если я засну, будите. Любым способом, хоть пятки мне жгите своей зажигалкой. Если не проснусь… вы знаете, что делать. Помните, вы обещали.

Обещал, да.

Когда тропинка — то, что мы сочли тропинкой — стала круче, он слегка оживился. Принялся насвистывать под нос что-то неприятно напоминавшее военные германские марши. Последние несколько саженей до вершины нам пришлось карабкаться, упираясь ногами в трещины и подтягиваясь. Мы оба едва дышали, когда, наконец, перевалились через край скалы и растянулись на жесткой поверхности. Перед нами было широкое плато, с несколькими нагромождениями обломков побольше, напоминавшими древние курганы. За ним тянулась следующая цепь гор, уже не свинцовых и бронзовых, а гранитно-красных. Из-за этой цепи поднимался столб дыма.