Константин Плешаков - Богатырские хроники

— Мы этого грека не на пристани подобрали, — защищался Добрыня. — Нас к нему патриарх послал.

— Патриарх твой… Рожа как у бабы… Меча никогда в руках не держал… Своя и у него корысть… Нужна ему Русская земля… Может, и он уж давно куплен Кем надо…

— Да, именно нужна ему Русская земля! Пропадет без нее Царьград, Степь задавит! — сердился Добрыня. — Союзник он наш!

— Союзы… Как кто кого мечом посечь не сумеет и надо хитростью брать — вот тебе и союз. Видали мы, видали… А может, и напрасно машешь рукой, Добрыня. Ты мнишь себя великим знатоком дворцов, да ведь монахи тоже о семейной жизни советы дают. Но грек — грек… Не думаю, чтобы он врал или тем более был в сговоре.

— Дело в том, — сказал я, — что птичка могла и упорхнуть. Не один наш корабль на море, а слухами о погоне земля и вода полнятся.

— Завтра, завтра, — повторял Добрыня. — Вот скалы осмотрим…

По-моему, так лучше спать в степи, чем на вершине острова. Всю ночь ветры гуляли вокруг, носили незнакомые запахи. Всю ночь по очереди мы стояли на страже, но — ничего.

С первыми лучами солнца нас разбудил Илья.

— За дело, чтоб поскорей убраться отсюда, — хмуро сказал он.

Мы сели, потирая глаза, и тут Добрыня, оглянувшись на пристань, вдруг вскочил и бросился туда.

Недоумевая, мы поспешили за ним. На бегу я понял, что заставило его вскочить — недвижные тела моряков…

Добрыня сильно опережал нас, вот он подскочил к крайнему, дернул его за плечо — и тот вскинул голову.

Мы перешли на шаг.

— Что, Добрыня, — крикнул Илья, — плохой сон видел?

Но Добрыня уже возился на судне, ворочая сосуды с водой.

— Все цело, — сказал он, поднимая голову, когда мы, подошли. — Я вдруг подумал, что, если Волхв на острове, он бы заколол ночью моряков или разбил сосуды с водой.

Илья зарокотал смехом. Потом он нахмурился и сказал:

— А ведь ты прав, Добрыня. Если бы он был на острове — так бы все это не осталось. Не такой он человек, чтобы сидеть, скрючившись, в какой-нибудь норке, пока мы будем силки ставить. А значит, нет его тут…

Варяги, однако, не потешались над нами.

— Боитесь духов? — спросил кормчий и покивал.

— А если ты тоже боишься, — раздраженно сказал Добрыня, — что ж ты караульного не поставил?

— Против духов бессилен караульный, — серьезно сказал кормчий.

— Так пусть бы он читал молитвы! — бросил Илья.

Но кормчий, видно, не верил в то, что духов отпугнут молитвы…

Мы сели с моряками за трапезу. Оранжево-черные волны катили на пристань, и она сияла, как огненная. Мы наполнили чаши водой, даже сквозь глину она холодила пальцы. И тут внезапно мысль сверкнула в моей голове — а жив я до сих пор именно потому, что меня посещают такие мысли, — и я одним махом вышиб из рук Добрыни и Ильи глиняные чаши и крикнул варягам:

— Не пейте!

Илья, с недоумением проводивший взглядом свою чашу, рассерженно, как медведь, зарычал на меня:

— Это что еще за шутки? Что на вас сегодня накатило?

— Вода может быть отравлена, — бросил я.

Кормчий покачал головой:

— Никогда не слышал, чтобы духи пользовались ядами.

— Никогда! — подхватили варяги и потянули чаши к губам.

— Стойте! — крикнул я. — Вы не знаете, какие духи Могут быть на Змеином острове!

— Послушай, — сказал кормчий рассудительно, — воды у нас мало, а если не пить то, что в сосудах, так и вовсе нет.

— Один сосуд у нас наверху, — сказал Добрыня. — Мы караулили всю ночь, из него можно пить.

Кормчий послал за сосудом; лицо его омрачилось. Судя по всему, ему очень не нравилось все то, что происходило, и он был намерен как можно быстрее убраться отсюда.

Наконец моряк принес воду и разлил в чаши.

— Не пейте, богатыри, — шепнул вдруг Илья, помаргивая глазом. — Под утро — сам не знаю как, но я вздремнул…

— Стойте! — крикнул Добрыня — и осекся, потому что варяги уже тянули пустые чаши к сосуду снова…

— Не пейте и эту воду! — сказал я мрачно, проклиная старого Илью, который, видно, рассудил, что опасность не велика, и не мог удержаться от мгновения сна — а ведь что может сделаться от такой малости…

Кормчий с проклятиями приказал отставить сосуд.

— Вот что, — сказал он, — сегодня мы уходим с этого острова.

— Тебе было мало нашего золота? — прищурился Добрыня, а всем, кто его знает, известно, что, когда Добрыня так вот прищуривается и дружелюбно что-нибудь спрашивает, лучше поостеречься.

— Все ваше золото не вернет меня к жизни, — ответил кормчий угрюмо. — Сегодня после полудня мы уходим. Я бы ушел немедленно, но именно из-за вашего золота я даю вам еще полдня.

— Да как ты разговариваешь, сыть белоголовая? — возмутился Илья.

— Но действительно — что мы будем делать на острове без воды? — сказал я. — Если эту воду нельзя пить, нам нужно уходить сегодня ночью, чтобы к утру добраться до гирла Дуная. Завтра к вечеру у нас недостанет даже силы справиться с командой, не то что с врагом.

— А это мы скоро узнаем, — мрачно пообещал Илья, — можно пить эту воду или нет. Если эта чудь перемрет к полудню — значит, нельзя. А если нет — значит, можно. — И он вдруг захохотал.

— Пока они еще подчиняются нам, — сказал Добрыня, — надо осмотреть берега.

С большой неохотой моряки подчинились, и наш корабль медленно отвалил от пристани.

Труд это был адский. Илья оставался на корабле, а мы с Добрыней разделись и ползали по скалам вдоль берега, поднимаясь как можно выше и заглядывая в каждую расщелину. Внезапно Добрыня крикнул:

— Алеша!

С кинжалом наготове я перепрыгнул через скалу. Добрыня стоял над глубокой расщелиной.

— Посмотри, что там, — сказал он мне хитро, отворачивая большой камень.

Я увидел холщовый мешок, развернул — и из темноты, как звериные глаза, на меня сверкнули монеты, перстни, кубки, зубы ожерелий и змееныши браслетов.

— Разбойнички, — кивнул Добрыня.

Мы переправили мешок в лодку. Он был велик и тяжел. Илья немедленно сунул в него свой нос, а мы с Добрыней повисли на бортах судна, упираясь ногами в поросшее водорослями днище.

— Ой-ой-ой, — запричитал разомлевший от солнца и жажды Илья, — ай да молодцы, ай да добыча!

И он со звоном, сияющей струей, вывалил все это на палубу.

Варяги ахнули. Кулаки их непроизвольно сжались, смотрели на Илью как голодные лисы на сытого Медведя, шевелящего лапой гору мяса.

А Илья действительно совершенно по-медвежьи копался в этом богатстве, цокая языком, то поднимая кубок, то высыпая на ладонь золотую цепь. Варягам казалось, что теперь они поняли, зачем мы появились здесь. Они пододвигались к золоту все ближе, и я смеясь про себя, читал их мысли: двое молодых в воде, а со старым медведем можно будет и справиться. Но Илья, хоть Силой и не обладал, мысли их прочел не хуже меня, потому что вдруг сжал золотой кубок своей огромной лапой, расплющил и бросил в воду. Варяги, невольно застонав, отшатнулись.