Юлия Андреева - Геймер

При этом – ни стража, ни прислуга ничего не знали о ночных странствиях пленника Токугавы. Каким-то непостижимым образом кормчему удавалось исчезнуть из своей комнаты, обманув внимание стражников.

Из совершаемых им походов, Адамс норовил притащить Алу какое-нибудь доказательство успешности последних.

Так, однажды он положил перед Алом красный цветок, какие росли только во внутреннем садике коменданта замка господина Исидо. Садик охраняли пять десятков отборнейших самураев, и Алу стоило немалых трудов объяснить дотошной прислуге его появление в своей комнате.

Пришлось сказать, что магнолию принесла в клюве маленькая птичка. В другой раз Адамс притащил купальный халат господина Токугавы. Но чаще это были вещи, украденные в кухне, бане, казарме, или это была мелочевка, которую Блэкторн мог тырить у видящих десятые сны служанок.

Но однажды трофей, принесенный безумным кормчим, поверг Ала в состояние, близкое к истерике. В то утро Адамс разбудил его ни свет ни заря, положив на одеяло, которым покрывался Ал, сверток шатка.

– Черт бы тебя побрал, кормчий! Что это такое? – Ал лениво выпростал руку из-под одеяла и потрогал принесенный ему дар. В ту же секунду его пробил пот, сна как не бывало.

Перед Алом на постели лежал запеленатый в немыслимо дорогой шелк младенец.

– Что за дела, Блэкторн? Откуда ты его взял! – зашипел Ал, стараясь производить как можно меньше шума. По взаимной договоренности, с глазу на глаз, он называл Адамса Джоном Блэкторном. Это имя было чем-то вроде пароля, о котором не знал никто в замке, и в то же время это была связь с книгой, с игрой, с мечтой о Японии.

Вместо ответа кормчий блаженно улыбнулся и сел у стены, скрестив ноги в позе лотоса. На его лице блуждала идиотская улыбка.

Ал взял на руки младенца. Он не очень-то хорошо разбирался в детях. На вид этому было несколько месяцев. Большие карие глаза смотрели на него с озорством и неподдельным интересом. Пухленький ротик двигался, носик был крошечным и курносым.

«Во попал»! – сказал сам себе Ал и начал распеленывать ребенка. Он понятия не имел, как объяснит, что тот делает в его комнате.

– Неужели ты украл его, поганец? – обратился он к счастливой физиономии кормчего. – Украл и, пожалуй, убил кого-то. Хорошо, если кормилицу или служанку, это еще простят, но что, если мать?! И, судя по дороговизне пеленок, мать не из простых людей… О, Боже! Что я скажу Токугаве?

Он развернул пеленки и убедился, что имеет дело с мальчиком.

Не помня себя от ужаса и все еще не зная, что говорить и что делать, Ал снова запеленал ребенка, но таким образом, чтобы два края пеленки можно было расположить подобно ручке от сумки.

Приспособив свою ношу на плече, он вышел с нею в коридор. Дежурившие там самураи приветствовали Ала дружелюбными улыбками и поклонами.

Без сомнения они видели сверток, но не поняли, что такое тащит гость. А впрочем, их ли это дело?..

Ал спустился на кухню, где уже хлопотала прислуга, и, подозвав к себе одну из женщин, небрежно положил ей на руки малыша.

– Анатано намае нан дec ка? – Как твое имя?

– Эрика дec, – поклонилась баба.

– Кодомо онака суета. Вакаримас ка? Исогу. – Ребенок голоден. Поняла? Быстро.

Он выразительно приложил палец к губам, приказывая бабе молчать и, для пущей острастки, сверкая на нее глазами.

Та закивала, обливаясь потом.

– Эрика сан. Коре-ea ваташи-но сан! – Это мой сын!

– Хай! Вакаримаста! – поклонилась японка, сделав серьезное лицо.

– Химицу! – Тайна!

Ал жалел, что у него не хватает слов для того, чтобы подчеркнуть, что он желает, чтобы это дело осталось в строжайшей тайне, и что Эрика должна оставить малыша у себя, но он только еще раз приложил палец к губам и медленно и чинно поднялся к себе, оставив женщину с ребенком на руках.

Весь день Ал ожидал вызова к Токугаве или вопросов от Марико, но все прошло благополучно, то ли Эрика действительно умудрилась скрыть от других появление у себя младенца, то ли хозяева знали о ребенке, но почему-то помалкивали.

С утра Токугаве доложили о появлении у Андзин-сан ребенка.

– У какого именно Андзин-сан? – не сообразил со сна даймё.

Его новая наложница приготовилась уходить и теперь терпеливо ждала разрешения.

– У Золотого Варвара, – пояснила ему взволнованная Кирибуцу. – И еще новость, как вы и просили, Току-тян, [9]настоятель монастыря в Нагое пригласил к себе мать господина Исидо. Она очень набожная женщина и не посмела отказаться, – улыбнулась Кири. – Нам повезло. Теперь Исидо безоружен. Или, по крайней мере, на некоторое время – безоружен.

Токугава показал юной наложнице, что та может уходить, и девушка, поблагодарив его и отбив поклон Кири, исчезла за бесшумно отодвинувшимися перед нею седзи.

– Да, нам повезло. – Токугава поднялся и, выйдя босиком на каменный балкончик, раздвинул полы своего кимоно и помочился, любуясь янтарными каплями, летящими с высоты башни в расположенный внизу садик. – Хороший день, не правда ли, Кири-тян? – Он улыбнулся, не скрывая радости. Хорошо, когда дети любят своих родителей, наши шпионы доносили, что Исидо обожает мать, а значит, пока она у нас в руках, есть надежда, что он прекратит подкарауливать, точно ночной разбойник наших союзников.

– Да, удачно получилось, Току-тян. – Кири наклонилась и, взяв из встроенного шкафчика сандалии, принесла их господину. – Хорошо когда дети почитают своих родителей. – Она засмеялась, грузно опустившись на колени и помогая мужу обуться.

Токугава удивленно поднял на нее брови.

– Я подумала, что хорошо, что мы имеем дело с Исидо-сан, а не с Бунтаро-сан, который… – Она снова засмеялась, вытирая рукавом кимоно выступившие слезы.

Токугава брезгливо повел плечами, Бунтаро-сан был мужем переводчицы Марико и сыном друга Токугавы Хиромацу – молодчик прославился тем, что отличался неизменно омерзительным характером. Вспыльчивый и злобный, он был реальным проклятием всех членов семьи Хиромацу. От его грубости и жестокости регулярно страдали домочадцы, он бил жену и наложниц, отрезал уши и носы служанкам. Еще в самом юном и, можно сказать, нежном возрасте казнил собственную мать, заподозрив ее в измене отцу. После довел до самоубийства свою первую жену и за какое-то рядовое ослушание казнил старшего сына, а вкупе с ним и своего родного брата.