Ольга Громыко - Путница

– Бездуховная ты рожа! – Альк бесцеремонно наклонился, заглядывая ему под рясу. Вор поспешно обжал длинные полы, как стыдливая девица юбку на ветру.

– Ну чего уставились? – уже нормальным тоном сказал он. – По-моему, главный помощник мольца – вполне себе пристойная работенка. Это тебе не заблудших чад из обители греха выкидывать!

Помощник у мольца был только один, что позволило Жару прихвастнуть, не погрешив против истины.

– А колбаса откуда? – отмерла наконец Рыска.

– Из кармана, – честно сказал вор. – Там изнутри подшиты. Ты б видал, какие они у мольца – до самого низу! Статуи-то не едят, а выходить из молельни с мешком через плечо как-то неприлично.

– …– заключил Альк, снова вытянул бадейку и, не раздеваясь, опрокинул ее на себя.

Утром Жар первым делом сунулся проверять, что творится на печи, и получил пяткой в грудь. На вопль отлетевшего к стене вора Альк сонно пробормотал: «И так будет со всяким извращенцем!», отвернулся к стене, натянул покрывало на голову и снова крепко уснул. Жар (больше оскорбленный отсутствием монет, чем пинком) рвался показать саврянину, что такое настоящее извращение, но Рыска сумела отвлечь его завтраком.

Наскоро перекусив, друг умчался, на ходу натягивая рясу на штаны. Молельня, в отличие от кормильни, открывалась рано, дабы поймать краткий миг похмелья, когда вышвырнутые из заведения пьянчуги уже успели протрезветь и раскаяться во вчерашнем поведении, но еще не окрепли настолько, чтобы возжелать его повторить.

Работенка оказалась непыльной: не прошло и шести лучин, как Жар вернулся, одухотворенный Хольгой и отягощенный дарами ее прихожан.

– Надо будет еще вечерком туда подскочить, – сообщил он, опустошая карманы: длинная подчерствевшая булка, десяток вареных яиц, столько же картошин и завернутый в лопух кусок сот. – Отпевать кого-то будем.

– Значит, успеешь починить забор? – обрадовалась Рыска.

Жар тоскливо посмотрел на принесенные вчера жерди. За ночь часть из них повалилась, и оставшиеся выглядели очень сиротливо.

– Ладно, схожу еще разок в лес, – нехотя согласился он, чтобы не расстраивать подругу. – Только почему я один этим занимаюсь?! Пусть белокосый тоже топориком помашет!

– У него работа тяжелее, – вступилась за Алька девушка. – Вон как умаялся, до сих пор спит.

– А у меня почетнее, – ревниво заметил Жар.

– Какой идиот тебя вообще туда взял? – поинтересовался проснувшийся наконец саврянин. – Он слепой, что ли? Не видел, что перед ним законченный ворюга?

– Я сам ему это сообщил, – невозмутимо признался парень.

– И?!

– И сказал, что раскаялся и хочу замолить грехи усердным служением Хольге. – Жар сделал такие большие и честные глаза, что в его искренности усомнился бы разве что путник.

– А ты раскаялся? – уточнила Рыска. В друга-то она верила, но при этом слишком хорошо его знала.

– Еще как! – прочувственно заверило ее «духовное лицо», касаясь лба в знак преданности Хольге. И тут же отломило кусок сот и засунуло в рот. – Молеф рафтфогался, рефыл, что это фнак фудьбы, и тут же нарек меня своим помощником. Забавный старикан, не то что наш придурок из вески. Вроде как и Богине искренне служит, но и о земной жизни не забывает. Без рясы нипочем не догадаешься, что молец.

– И чем ты там занимаешься? – Саврянин подошел к ведру с водой, зачерпнул и начал жадно пить. Несмотря на распахнутые окна, эта ночь выдалась жарче прежней, а Рыска утром еще печку растопила, чтоб завтрак сготовить.

– У чаши с пожертвованиями стою, слежу, чтоб только клали, – начал гордо перечислять Жар. – Коптилки зажигаю. Свечку держу. Пою.

– Поешь?! – поперхнулся Альк, облив грудь.

– А чего? У меня хороший голос, – обиделся вор.

– Слыхал я твой голос, когда вы с лесорубами «Девку в камышах» орали.

– И что?

– Им же только покойников будить!

– Во-во. Служба-то длинная, нудная, да еще в такую рань… – Жар сам зевнул.

– А свечку зачем? – недоуменно спросила Рыска. – Наш молец сам ее держал. В левой руке посох, в правой свечка, я помню.

– Ну а у этого рука только одна, – огорошил ее друг.

– И ты не догадываешься почему? – Альк отер капли с подбородка, поставил кружку обратно на полочку.

– Догадываюсь, – беспечно сказал вор. – И что? У каждого ремесла свои печали. На себя погляди!

Саврянин отвернулся (Рыска успела заметить, как у него стиснулись челюсти) и, не спеша завязывать пояс, вышел во двор.

Жар метко, через всю кухню, сплюнул жеваный воск в помойное ведро.

– Теперь-то что не так? – обиженно спросил он у подруги, почувствовав ее настроение. – Тебе тоже мой голос не нравится?

– Нравится-нравится, – поспешно заверила его Рыска. – Только… мне казалось, что для такой работы прежде всего вера нужна.

– Ха! Веры у меня хоть отбавляй, но кушать же тоже что-то надо.

– Надо, – грустно согласилась девушка. – Просто… странно это все. У нас в веске по-другому. Если верят, то всей душой. Без оглядки на еду.

– Ничего, привыкнешь, – уверенно сказал Жар. – Я в Макополе тоже поначалу чувствовал себя как Хольга в «курятнике».

– А теперь?

– А теперь – как Саший там же, – фыркнул вор, вставая.

Помимо булок Жар разжился травяными цигарками и, прежде чем выйти на крыльцо, сунулся в печку и прикурил от уголька.

– Хочешь? – Вор показал возвращающемуся Альку еще одну коричневую палочку.

Саврянин поглядел на нее, как на дохлую мышь.

– От этой дряни только мозги черствеют и дыхалка садится.

– Ерунда, у нас в веске все батраки курили. – Жар с шиком затянулся и вытаращил глаза: цигарка оказалась крепче тех, к которым он привык, аж в носу защипало.

– Оно и видно.

– Так, может, я оскорбляю взор вашего тсарского величества? – издевательски поинтересовался вор.

– Да нет, кури, – равнодушно позволил Альк. – Я мизантроп. Чем скорее все вы сдохнете, тем лучше.

Жар закашлялся, затушил цигарку о стену и бросил в бурьян.

– Слушай, ну вот как с тобой разговаривать?!

– Не разговаривай. – Альк тем не менее задержался на крыльце. Не дожидаясь обеда, надкусил пирожок. Сильно запахло тушеной капустой с луком.

– Где взял? – завистливо спросил вор. В молельню, если праздника не случалось, несли еду попроще, похуже.

– Хозяйка угостила.

– С чего бы это?

– Откуда я знаю? Шла мимо, поздоровалась и дала.

– Кинь немедленно! – в притворном ужасе воскликнул Жар. – Он наверняка с крысиным ядом!

Саврянин кинул… подгоревшую корку в вора – и переступил порог.

– Да ну, – неуверенно сказала Рыска. – Зачем ей Алька травить? Наверное, остались нераспроданные, а самой уже в горло не лезет.