Роджер Желязны - Вариант единорога

– Барон Клементович здесь, – сказал гном и указал на массивную дубовую дверь.

Бабаков выпустил дым и постучал.

***

Через мгновение дверь распахнулась. Барон был высок, не меньше шести футов, приземистый Бабаков казался рядом с ним пигмеем. За спиной у хозяина разливался тусклый свет, и лицо барона было трудно разглядеть. Бабаков растерянно оглянулся. Слуга исчез.

– Добрый вечер, господин Клементович, – сказал он. – Я Бабаков, Направляюсь в Спленобу и хотел бы провести здесь ночь.

– Разумеется, господин Бабаков, – поклонился барон. – Я буду рад принять вас как гостя. Не угодно ли зайти?

Он посторонился, придерживая дверь.

Бабаков вошел в комнату.

– Не угодно ли присесть?

Он опустился в большое кресло и огляделся. Стену были уставлены книгами. Что-то в другом конце комнаты, то ли картина, то ли зеркало, было завешено черной тканью. В стене виднелось одно-единственное маленькое окошко.

Барон уселся в кресло напротив Бабакова. Он взял непогашенную сигарету с узорчатой пепельницы и раскурил ее, разглядывая поднимавшийся дым. Свет от двух масляных ламп, одной на письменном столе, другой на обеденном, выхватил из темноты его лицо.

"Он молод, – подумал Бабаков, – у него те самые мягкие, слабые черты лица, которые мы используем в карикатурах на аристократов. Но линии у глаз и скулы показывают, что он может быть и сильным… Он интеллектуал… И какие острые зубы!"

– Итак, вы направляетесь в Спленобу.

– Да, я должен быть там завтра, и ваш замок – единственное место между городом и той деревушкой.

Клементович засмеялся.

– Деревушка! Да! У нее даже нет названия!

Тоскливое, дремучее местечко – почти первобытное! Они там меня ненавидят.

Бабаков все прикидывал, как бы завести об этом разговор и удовлетворить свое любопытство.

– Я тоже заметил, – сказал он. – Крестьяне предостерегали меня, чтобы я не останавливался здесь.

Барон стряхнул пепел, который упал на его темный халат.

– Да, – сказал он, – они думают, что я вампир. Бабаков фыркнул.

– Какой буржуазный романтизм! "

– Именно это я им и говорю. Но каждый раз, как у кого-то начинается анемия, они смотрят на замок, – улыбнулся он, – ..а у меня и вправду летучие мыши гнездятся на колокольне, но они самой обычной породы.

Бабаков засмеялся. А он неплохой парень, этот барон!

– У меня есть спальня для гостей, наверху, специально для путешественников, оказавшихся в этих местах. Там все приготовлено для отдыха, и я уверен, вы найдете там все необходимое.

Бабаков кивнул.

– Безусловно.

– Не хотите ли рюмочку коньяка? Или вина? – предложил Клементович.

– Благодарю. Я бы не отказался.

***

Барон встал. Он подошел к полкам, на которых, помимо книг, располагались многочисленные бутылки, бокалы, штопоры и мензурки.

– Как насчет Хайна?

– Превосходно.

Клементович опять улыбнулся и налил ему полную рюмку из бутылки с оленем на этикетке.

– А вы не выпьете?

– Благодарю, нет. Я уже выпил сегодня вечером свою норму, к тому же я не могу пить, когда курю.

Бабаков принял рюмку и затушил сигарету. Он вспомнил, что дворяне действительно никогда не курили, когда выпивали.

– Спасибо.

Он понюхал коньяк, подражая тому, как это делали аристократы, когда он, бывало, мальчишкой прислуживал им за столом.

Поздние яблоки и прохладная ночь в холмах. Он покатал этот аромат во рту и улыбнулся.

– Замечательно.

– Благодарю. Если бы я знал, что вы приедете, я бы послал в погреба за чем-нибудь получше.

– Для меня и так замечательно. Он посмотрел на полки.

– Я вижу, вы читаете Энгельса и Ленина. Это хорошо.

– Да, – отозвался Клементович, – а также Пруста, Кафку и Фолкнера.

– Хм. Попахивает декадентством.

– Верно, – сказал барон. – Но ведь и такое нужно знать.

– Полагаю, что так. Клементович вежливо зевнул.

– Это относится и к коньяку.

Бабаков засмеялся.

– Да, ведь жизнь так коротка.

– Как верно сказано! Я так давно ни с кем не общался. Как я понимаю, народная Партия теперь правит половиной мира?

– Да, – ответил Бабаков, – а вскоре и другая половина будет свободна, когда рабочие сбросят цепи и уничтожат своих эксплуататоров.

Он допил коньяк.

***

Клементович поднялся и достал бутылку. Он вновь до половины наполнил рюмку.

– Да будет так. Но неужели вы действительно считаете, что разумно уничтожать их религию, их суеверия?..

– Опиум! – отрезал Бабаков. – Наркотик для смягчения рабства!

– Разве определенная доза рабства не делает жизнь терпимой для человека?

– Человек должен быть свободным! – выкрикнул Бабаков, замечая, что говорит слишком громко для этой благовоспитанной атмосферы. И все же каждый должен знать свое место. Он не станет подхалимничать перед высшими классами, в каком бы архаическом уголке страны они ни сохранились. Вообще-то следовало бы написать обо всем этом рапорт по возвращении в Титоград.

– Возможно, вы правы, – сказал барон. – И что, все люди будут похожи на вас, когда станут свободными?

– – Да. -Бабаков допил коньяк.

Клементович зевнул еще раз, и Бабаков внезапно понял, что это, возможно, намек.

– Может быть, если вы мне покажете мою комнату…

– Ну разумеется.

Барон встал и направился к двери, которую опять распахнул перед гостем.

Бабаков вышел. Он двинулся за Клементовичем по длинному коридору.

Они взобрались вверх по длинной лестнице, и барон открыл дверь.

– Мой слуга нашел чемодан на переднем сиденье вашего автомобиля, – сказал он, – он за комодом. В комнате должно быть все, что может вам понадобиться если чего-то не хватает, дерните за этот шнур, чтобы позвать слугу, – он указал на малиновый шнур, висевший возле старинного комода.

– Благодарю вас и спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Бабаков вошел в спальню. На комоде мерцала лампа, на полу стоял его чемодан.

Дверь позади него закрылась.

Он подошел к кровати. Покрывало было откинуто.

Открыв чемодан, он достал пижаму и таблетки.

Раздеваясь, он задавался вопросом: как Клементович узнал, что его чемодан уже здесь?

***

Сон пришел почти мгновенно. "Коньяк, – подумал он, проваливаясь в дремоту. – Надо будет купить Хайна, когда вернусь к цивилизации…"

Он не знал, как долго проспал, когда сквозь туман сновидения проник кошмар.

Внезапно оказалось, что он не один. По непонятной причине он начал дрожать, тщетно пытаясь пошевелиться.

"Нападение! " – подумал он. Но боли в груди не было. Мышцы не желали подчиняться, дрожа сами по себе, а лицо искажала судорога.

Ему показалось, будто от стены отделилась тень и двинулась в его сторону.

У самой кровати она воспарила над полом.

"Сумасшествие! – сказал он себе. – Тени не ходят! Только невежи и декаденты пугают себя такими вещами!"