Роберт Асприн - За далью волн

Питер не удержался от смеха, и смеялся слишком долго — шутка явно того не заслуживала.

— Может, мне стоит завязать с физикой, — продолжал Мирддин, — и попробовать посочинять для «Красного Карлика»?

Питер не понял, о чем речь. Скорее всего — о каком-то телешоу. Питер хранил молчание, а Мирддин остальную часть пути развлекал его болтовней о холограмматике «Феликсе Ангере» и его злоключениях с компьютером-маразматиком.

Но как только Эпонимус оказался на вершине холмистого кряжа, откуда открывался вид на лагерь Артуса, Мирддин крепко сжал плечо Питера. Питер вздрогнул — он этого не ожидал. Он понимал, как рискует. Перехватить удар — задумано, слов нет, неплохо, но ведь это все равно, что опередить звуковую волну летящей пули. Если Мирддин — Селли, и если она захочет, чтобы Питер отправился на тот свет, он туда отправится.

— Пора, — изрек Мирддин. — Ради всех людей доброй воли, и все такое прочее.

Питер пробурчал в ответ что-то неразборчивое, нагнулся к холке коня. Эпонимус послушно перешел в галоп. Питер приподнялся в седле, но скакать в таком положении без стремян было трудно, почти невозможно. Мирддин подпрыгивал у него за спиной, словно теннисный мячик над ракеткой.

Питер остановил коня неподалеку от шатра Артуса. Подбежал мальчишка-раб, взял у Питера поводья. Питер быстро спешился и строго-настрого запретил рабу кому-либо рассказывать об их с Мирддином появлении в лагере, а также попросил по возможности спрятать Эпонимуса от любопытных глаз.

«Хотя бы Медраут не узнает о том, что мы здесь», — утешал себя Питер. Опередить его и Мирддина не мог никто. Если им повезет, они сумеют оказаться в шатре Артуса до того, как там окажется Медраут (если Медраут на самом деле — Селли Корвин), и его лазутчики не успеют их выследить.

Они перебегали из тени в тень, прячась за шатрами, избегая встречи со случайными прохожими. Дозорных бояться не приходилось: как только они замечали Ланселота и Мирддина, они тут же давали им дорогу. В конце концов, немного не дойдя до высоченного командирского шатра Артуса, Питер и старый чародей залегли в тумане, скрытые ночными тенями и густым кустарником.

Питер Смит и чародей Мирддин лежали на земле молча. Один раз Мирддин начал было что-то шептать, но Питер одарил его таким свирепым взглядом, что старик тут же отполз в сторону и замолчал.

Время тянулось мучительно медленно. Судя по внутреннему хронометру Питера, вот-вот должно было рассвести, но затянутое тучами, низко нависшее небо не становилось светлее, чем в полночь. Питер ждал восхода, надеясь, что тогда развиднеется, но общая видимость осталась нулевой и тогда, когда по всем расчетам Смита, солнце уже взошло.

Что-то шевельнулось в тумане. Питер облизнул пересохшие губы. Он затаился и ждал, словно волк; выслеживающий зайца.

Наконец Питер разглядел какого-то человека, невероятно медленно приближавшегося к шатру Артуса.

Человек шел, выпрямившись во весь рост, но при этом старался держаться в тени — точно так же, как до того Питер с Мирддином. «О Боже!» — мысленно воскликнул Питер. У него противно засосало под ложечкой. Он узнал силуэт этого человека. К шатру приближался тот самый, кого Питер видел ночью в покоях Dux Bellorum.

Анлодда вернулась, чтобы завершить работу — лживая принцесса все-таки явилась, чтобы убить Артуса.

Питер чуть было гневно не окликнул девушку, чуть не вскочил, хотя понимал, что поступи он так, в его действиях было бы желание удержать Анлодду от убийства.

Но тут злодей оглянулся через плечо и шагнул на открытое пространство. Свет фонаря, озарявший окрестности шатра Артуса, выхватил из тумана лицо злоумышленника: то был Медраут.

«Жаль, что это он, — подумал Питер. — Но хвала Иисусу и Богородице за то, что это не Анлодда».

Мирддин нервно коснулся плеча Питера и указал на Медраута, что в общем-то было совершенно не нужно. Питер молчал. Пока Медраут приближался к шатру, Смит заметил, что за юношей кто-то крадется. Оказалось, что это гвардеец из преторианской гвардии. Стало быть, личная охрана Артуса заметила Медраута.

Вскоре пятеро гвардейцев окружили юношу, но узнав его, препроводили ко входу в шатер. Один из стражников вошел внутрь, и почти тут же вышел обратно. Гвардейцы откинули полотнище на входе и пропустили Медраута в шатер.

— Пора, — сказал Питер. — Представление началось. Завидев Питера, гвардейцы вытянулись по струнке и отсалютовали ему. Питер ответил на приветствие и шагнул ко входу в шатер.

— Гм.., государь… — неуверенно проговорил один из стражников. — Dux Bellorum просил, чтобы его не беспокоили.

— А теперь побеспокойся о том, чтобы не беспокоили нас, — распорядился Питер тоном, не допускающим возражений.

— Но у него там сейчас этот парень. Тот, который.., ну, в общем, ты знаешь, о ком я говорю, государь.

— Медраут здесь? Вот и прекрасно, не придется за ним посылать. Вернись на свой пост, легионер.

Явно сомневаясь в том, правильно ли поступает, слушаясь Ланселота, гвардеец из команды Какамври посторонился и пропустил главнокомандующего войска Артуса в шатер.

Следом за Питером туда же скользнул Мирддин. Питер быстро пересек «прихожую» и нашел дверь, ведущую в «штаб». Оттуда доносились голоса Артуса и Медраута. Питер отыскал щелочку и заглянул в нее.

— Гвинифра здесь, в лагере? — удивленно спросил Медраут.

Артус кивнул.

— Я сам предложил ей поехать с обозом на следующий день после нашего выступления. Они прибыли вчера, через некоторое время после того, как мы встали лагерем. Предстоит самое славное сражение в моей жизни, и мне бы хотелось, чтобы в этот день со мной рядом были моя супруга.., и мой сын.

Медраут озадаченно смотрел на Артуса.

— Да, ты не ослышался, — кивнул Артус. — Как только мы сломаем хребет королю Грюндалю и изгоним ютов с наших северных земель, я наконец объявлю о том, что признаю тебя своим сыном и наследником, как мне следовало поступить много лет назад, мальчик мой. Пока я не могу передать тебе легионы. Это право ты должен заслужить, как заслужил в свое время я. Легионы — не моя личная собственность, и потому я не могу просто так отдать их тебе. Наверное, я мог бы просто объявить тебя следующим Dux Bellorum, но как я всегда говорю, cucullus non facit monachum. He сутана делает монаха монахом. Они не пойдут за тобой, сын мой.

Но у меня достаточно много богатств, земли, домов и вилл, и все это будет поделено между тобой и Гвинифрой, когда я умру.., и боюсь, что это произойдет очень скоро.

Артус прижал руку к груди и печально улыбнулся.

«У него жуткий цвет лица. Землисто-серый!» — ужаснулся Питер. Артус явно страдал тяжелой болезнью сердца — скорее всего, это сердечно-сосудистая недостаточность в довольно запущенной стадии. По сравнению с тем, как выглядел Артус в день выступления из Камланна, здоровье его явно ухудшилось. Когда Питер беседовал с Артусом этой ночью, он решил, что, скорее всего, все дело в тусклом освещении. Теперь же было ясно: сердце Dux Bellorum пошаливало, и притом серьезно.