Иван Афанасьев - Ожидание Двойной Кошки

— От нежити замок так охраняется, мастер Окунец?

— И от нее, мастер Юркай, и от злых людей тоже. Вам, Ваше Благородие, наверное, приходилось в Сковуре бывать?

— Нет, не случалось. Хотите спросить, где я учился колдовскому делу? Так я почти самоучка. Гроссведуна, пожалуй, в поединке одолею, а знаний — кот наплакал.

Окунец вздрогнул и остановился. Мы почти прошли полутемный коридор и стояли возле лестницы, на стенах которой виднелись светящиеся руны.

— Почему Вы, мастер Юркай, так сказали? — обеспокоено спросил старик. — Причем здесь слезы кота?

Да, идиомы русского языка, как и пословицы, здесь явно были неизвестны. Пришлось объяснить, что упоминание кошачьих слез — лишь художественное выражение весьма малой величины. Но в мыслях Окунца я ощутил весьма нешуточное беспокойство. Не по поводу плачущего кота — по поводу вполне реальной Двойной Кошки. Но меня в тот момент гораздо больше заинтересовали светящиеся руны. Это были охранные знаки большой силы. И их, как я понимал, следовало постоянно обновлять, подпитывать энергией. И я спросил, кто этим занимается.

— Дойдем до библиотеки, я найду книгу о нежити пограничной, обыкновенной. Мы здесь к ней привыкли, а пришлым людям долго объяснять приходится.

Шкафы с книгами стояли поодиночке, в нескольких шагах друг от друга. У голых кирпичных стен виднелось несколько столиков. Слуга, еще более древний, чем Окунец, молча склонился в поклоне и сразу исчез. Через окна в двух противоположных стенах проникало достаточно света, чтобы обходиться без светильников. Гроссведун уверенно распахнул дверцы одного шкафа, вытащил книгу размером с приличную энциклопедию и положил ее на столик, жестом руки предложив мне присесть. Сам Окунец сел за соседний столик, подождав того момента, пока мои ягодицы коснулись тяжелого стула.

Я взглянул на заглавие. Все было так, как и обещал гроссведун. С некоторым трудом я перевернул страницу, сетуя на то, что не придал особого значения изучению письменной речи Середы. Буквы я знал, мог сложить их в слова, знал значения слов. Но читать бегло не мог — не было навыка. Я здесь читал, почти как земной первоклассник. Впрочем, смущаться не стоило, потому что здешние аристократы в большинстве своем читали не лучше меня. К тому же я всегда мог попросить у гроссведуна пояснений.

Книга оказалась очень похожей на букварь — огромные буквы, множество рисунков. Меня привлек один, где изображалась собачья морда на длинных паучьих ногах. Я прочитал пояснения: прыг-пасть, нежить грызущая, уничтожается соком красавки. Охранных знаков от нее нет, серебро бесполезно. Судя по рисунку, бегала прыг-пасть весьма шустро. Правда, имелось и утешение — ноги у нее можно было перерубить обычным мечом. Ну, а потом успевать самому сделать ноги.

Вернувшись к оглавлению, я узнал, что спеленатый мной Лысый Малинник относился к нежити смертельной, наряду с Обман-Пеньком, Ночеглазкой, Голым Лебедем и Косолапом. А Зеркальщик, о котором я слышал от купца, относился к нежити обезумливающей. Коснувшись его, человек сходил с ума, начиная видеть вокруг себя картины разных миров, причем вперемешку. Излечить его могли только Великие Светлые. В Качкаре и Смалене таких безумцев убивали, а в Светори отдавали родне. Случалось, те находили возможность доставить недужного на гору Белого Облака. Только случаи те можно было посчитать на пальцах.

Окунец сидел тихо, безразлично глядя в стену. Сейчас его сознание было пустым, как во время медитации. Середцы вообще отличались от землян 21 века странной пустотой сознания. Четко оформленные мысли появлялись в их головах довольно редко. Да и зачем? Средневековье, думать не надо — следуй традициям, иначе будешь наказан. Мыслили лишь немногие грамотеи, да еще люди, оказавшиеся в необычном положении. Ясно, что в такой среде не было особого смысла развивать навык чтения чужих мыслей.

— Мастер Окунец, я верно понял, что описанной здесь нежить вдоль границы огромное множество? А ведь существует она недолго: от двух недель до двух месяцев. Кто же ее порождает?

— Ты слышал про Нежить Черную, даже сталкивался с такой, — он поднял на меня равнодушный взор. — А есть еще Нежить Серая, которую творят патентованные колдуны. Дело долгое, трудное и не всегда успешное. Редко какой колдун вылепляет за свою жизнь больше двух таких созданий. Серая Нежить и порождает нежить обычную, в этом ее назначение. Жители пограничья давно к ней привыкли, а вот чужаки через пограничные леса просто так не пройдут.

— А здесь описана вся местная нежить?

Равнодушие гроссведуна мгновенно испарилось. Вопрос был такой, на который постороннему человеку ответа давать не полагалось. Но я-то был гостем герцога, и гостем особым. В библиотеку пускали очень немногих.

— Не вся. Только обычная. Существует еще боевая, но о том лишь черные гвиды ведают.

— Гроссведуны герцога тоже, — не преминул я вставить словечко, но Окунец меня как будто не слышал.

— Серая Нежить после смерти создателя часто уходит от людей, не желая подчиняться другим колдунам. Иногда такие создания порождают редкие виды нежити. Ну, есть еще Черная Нежить со своими страшными порождениями. Вот с этими гроссведуны и борются. Недавно…

Окунец замолчал, а я по его энергетическим и эмоциональным потокам понял, что старика охватили волнующие воспоминания молодости. У него даже глаза заблестели, и гроссведун их украдкой вытер. Но разобраться в его воспоминаниях я не мог, слишком много в них было незнакомых понятий.

— Я забылся, благородный эмир, — мастер Окунец справился со своим, дрогнувшим было, голосом, — недавно для меня, я ведь стар. Так вот, при моей жизни удалось уничтожить Черную Нежить, что порождала Клей-Туман, самое страшное оружие, созданное когда-либо магами. Середа теперь свободна от него, и я к этой победе чуть-чуть причастен.

Да, гроссведун отвечал на мои вопросы, меня допустили в библиотеку, меня определили как колдуна и знатного человека на моей родине. Герцог открывал передо мною все дороги. В обмен на что? Я слишком мало знал, чтобы задавать нужные вопросы. А подтвердить свое знатное происхождение мне было нечем. С Земли я не мог прихватить в этот мир ни одного предмета современности. Да и сомневаюсь, чтобы мой студенческий билет мог бы открыть мне здесь дорогу к титулам. Я устал, голова шла кругом, и я попросил мастера Окунца вывести меня за пределы замка.

— Покажете перстень, подарок герцога, и Вас пропустят в замок, благородный эмир Юркай, — попрощался со мной на выходе старик. — Приходите ближе к вечеру: в Летнем Зале будут танцы.

Я ничего ему не ответил. Сейчас мне хотелось остаться одному. Я сел на берегу реки и лениво смотрел за снующими по ней лодками. Офедра я найти не мог, он не говорил мне, где остановился. А в его мыслях я разобраться не мог. Только сейчас, вспомнив о нем, я вдруг осознал некоторые сообразности в его поведении, которые я списал поначалу на смятение оказавшегося в городе жителя лесов. А ведь Офедр, даром, что полжизни по лесам шлялся, ничуть не меньший горожанин, чем я. Есть, знаете ли, определенные признаки, по которым горожанина можно узнать в любом мире.