Дженни Вурц - Страж штормов

— Эмиен?

Нежные пальцы коснулись его щеки, юноша пошевелился, наконец осознав, что над ним склонилась Татагрес. Ее руки были холодными и влажными.

— Эмиен?

В другой раз юноша обрадовался бы, если бы Татагрес окликнула его таким тоном, но сейчас у него болела голова, перед глазами колыхался туман, и даже открыть глаза он смог с трудом. Заговорить ему оказалось уже не под силу.

— Ты хорошо справился, мальчик. — Татагрес говорила таким нежным голосом, что в это трудно было поверить. — Если бы ты не пришиб Хеарвина камнем, вряд ли я сумела бы высвободиться так легко.

Эмиен моргнул и на миг задумался, а смогла бы она вообще высвободиться из красного заклинания без его помощи. Потом память вдруг вернулась к нему, и он четко, как на гравюре, представил себе сцену у костра. Ссору, брошенный камень, кровь на лице Хеарвина… Он вспомнил мягкий пух кроликов, которых еще теплыми недавно подбирал с травы. Но теперь его добычей стал человек, и Эмиен с трудом поборол внезапную тошноту.

Татагрес обняла юношу, ласково коснувшись его лба. Будто понимая его чувства, она снова заговорила:

— Ты правильно сделал, Эмиен. Ты дал мне клятву верности, у тебя не было другого выбора. — Ее пальцы медленно погладили его щеку. — Ты отправишься со мной в Скалистую Гавань. А когда мы разберемся с Анскиере, вернемся вместе в Кисберн. Я доложу королю, как храбро ты меня защищал. Скупостью он не страдает, тебя хорошо вознаградят.

Теплая похвала только усилила угрызения совести Эмиена. Его учили ценить жизнь людей так же, как уважать тяжелый труд. А вот теперь он так легко напал на человека…

Юноша внимательно всмотрелся в тонкое лицо Татагрес и, глядя в фиалковые глаза, полные тайн, разгадать которые было сложнее, чем предсказать погоду, подумал: «Как же мы похожи!» Он сжался от этой мысли, тяжело вдохнул и наконец сумел заговорить.

— Хеарвин, — прошептал он. — Что с ним?

— Он мертв. — Татагрес села рядом с ним, опустив на колени тонкие руки. — Ты замечательно его уложил. Клянусь священными огнями Кора, как нам повезло, что ты выбрал в качестве оружия именно камень! Защитное заклинание только поцарапало тебя, а вот если бы ты бросил нож или любой другой предмет, предназначенный служить оружием, тебя бы непременно убило. Но заклинание может проследить камень только по направлению полета, а не по его назначению. Ты застал Хеарвина врасплох, и он умер на месте.

Эмиен отвернулся, не желая принимать похвалу. Татагрес хотела его утешить, но от этих слов ему стало еще хуже. Он убил человека. Никакая логика, никакие сопутствующие обстоятельства не уничтожат этой ужасной правды. То был непростительный поступок, и детали, которые описывала Татагрес, вызывали у него отвращение. Юноша глубоко вздохнул, отчаянно надеясь заплакать, но слез не было, была только тошнота.

Татагрес крепко взяла его за плечи, в прикосновении ее теплых рук Эмиен почувствовал волшебство. Позывы к рвоте стали слабее, потом вовсе прекратились, и его охватил сонный покой. Но даже странная вялость не смогла помешать ему признаться в содеянном. Безжизненным ровным голосом Эмиен проговорил:

— Я совершил убийство.

От последнего слова у него засаднило в горле.

Татагрес, наклонившись к нему, вздохнула. Светлые волосы коснулись его лица, женщина посмотрела на него чистыми, как драгоценные камни, глазами, в которых на этот раз не было ни тени лукавства:

— Да, по хартии Альянса, ты совершил убийство. Но ты служишь мне, Эмиен, а я подчиняюсь только королю. По закону короны, Хеарвин был предателем. Клянусь, ты никогда не попадешь под суд. А матросы никому ничего не расскажут. Мы продадим их на галеры и на полученные деньги доберемся до Скалистой Гавани.

Помолчав, она провела по лбу Эмиена кончиками пальцев. От этого прикосновения его глаза стали устало слипаться.

— А теперь спи. — Голос Татагрес отдалился, сделавшись совсем тихим, как шум дождя, барабанящего по листьям. — С завтрашнего дня мы начнем мстить Анскиере.

Эмиен спал. Его сны всплывали и лопались, словно пузырьки, поднимающиеся из темных глубин. Он видел солнце, небо, неспешные зеленые волны, накатывающиеся на берег Имрилл-Канда. Руки его были тоньше, чем теперь, на них было меньше мозолей. Этими слабыми детскими руками он пытался сложить промокшую перепутанную сеть.

— Нет, Эмиен, не так! — В памяти всплыл упрек отца, голос был хрипловатым и раздраженным, но полным любви.

Однако во сне, как и в то лето, когда ему исполнилось десять, предупреждение опоздало. Сеть упала за борт.

Мальчик вздрогнул, отдернул руку, но петля все же затянулась вокруг его запястья и рванула руку через планшир. Дерево ободрало ему локоть, Эмиен вскрикнул от боли, потерял равновесие и неловко подался вперед. Не успел он схватить запутавшиеся грузила, как они со всплеском упали за борт. Руку мальчика рвануло еще сильнее, Эмиен уперся, отчаянно стараясь высвободиться, но тщетно: натянувшаяся бечева неудержимо тащила его вслед за сетью. Он поскользнулся на досках палубы, ударился о банку и сквозь слезы увидел, как отец наклонился над ним с ножом в руке. Взмах ножа, бечева полетела за борт, ее проглотило море.

Эмиен обессиленно упал отцу на грудь. Большие руки надежно держали его, и все же мальчик продолжал плакать и никак не мог остановиться.

— Будет, сынок, — успокаивал его отец. Ощущение теплых объятий и эти утешающие слова были всего лишь иллюзией, порождениями беспокойного сна.

Юноша зашевелился, но не мог проснуться, как ни старался. Груз, лежавший на его душе с того дня, был невыносимо тяжелым.

Знакомые пальцы взъерошили его волосы:

— Ничего страшного, малыш. Я знаю, ты слишком мал, чтобы работать вместо Эверта. Когда он выздоровеет, мы заменим сеть. Вытри слезы. Смотри, надвигается шквал, скоро мы вымокнем и без твоей помощи.

Эмиен поднял голову и увидел, что с наветренной стороны небо затянули чернильно-черные тучи. Он шмыгнул носом и вытер грязным рукавом подбородок. Эмиен был уже достаточно взрослым, чтобы понимать: пропавшая сеть — потеря нешуточная. Из-за болезни дядя Эверт уже две недели не выходил в море, и у них кончились почти все деньги. Его матери и маленькой сестре придется голодать, пока отец не вернется с уловом. А теперь из-за надвигающегося шторма придется зарифить парус.

Эмиен попытался взять себя в руки.

Отец сжал его плечо и улыбнулся.

— Молодец. Возьми румпель, хорошо? А я быстро управлюсь с парусами.

Эмиен пошел на корму, потирая ободранное бечевой запястье, которое все еще саднило. Он забрался на широкую скамью на корме, пока отец отвязывал грота-шкот. Снасти болтались, грот вздулся, и мальчик крепко сжал румпель тонкими руками. Порыв северного ветра затеребил его волосы и одежду, парусина натянулась, шлюп резко развернулся, с подветренной стороны через борт полетели брызги. Эмиен пытался держать нужный курс, но румпель не поддавался его усилиям.