Андрэ Нортон - Берегись ястреба

На противоположной стороне луга обнаружилась тропа, еле заметная, такая, по которой может пройти только привычная лошадь, да и то без груза. Оба всадника спешились и повели своих лошадей; сокольничий привязал повод торгианца к луке своего седла, и лошади выстроились в цепочку.

Подниматься приходилось медленно и осторожно. Когда наконец они добрались до прохода в стене, окружавшей долину, Тирта с надеждой посмотрела вперед. Она хотела, чтобы другое такое испытание им не предстояло. И приободрилась, увидев, что впереди тропа расширяется и начинается спуск, причем не очень крутой. К тому же видна зелень. Казалось, каменная пустыня, лишенная жизни, осталась позади.

Незадолго до полудня Тирте удалось подстрелить вилорога, молодого самца, и они остановились, чтобы освежевать добычу. На обед у них было жареное мясо. И поблизости видны были следы жизни свежие следы вилорогов, слышались крики птиц. Наевшиеся птицы тяжело взлетали с растений.

Хорошая охотничья местность, и Тирта подумала, что стоило бы накоптить мяса, остановиться на день и увеличить запасы. Странно, но на этой тропе, где должна была бы задержаться зима, весна заметней, чем в низинах, откуда они пришли. В траве цветы, цветут дикие плодовые деревья, их аромат наполняет воздух, вызывая воспоминания о фермах, на которых приходилось работать девушке.

Два дня они шли по этой прекрасной мирной земле, не встречая никаких следов зла. Иногда Тирта чувствовала себя свободной, словно ничто ее не влечет и не принуждает. Но такие промежутки были короткими. Жить в тишине и мире, зависеть только от щедрости земли, не видеть никаких снов, не испытывать потребности — она думала, каково жить такой жизнью, хотя с трудом представляла ее себе.

Если у спутника возникали такие же мысли, он никогда не выражал их вслух, а она молчала о своих.

Они двигались преимущественно молча, и девушке казалось, что сокольничий хочет как можно быстрее закончить это путешествие и подвергнуться как можно меньшей опасности. Они продолжали дежурить по ночам по очереди, и Тирта заметила, что сокольничий всегда едет насторожась, как разведчик на чужой территории.

Как ни странно, но она больше не видела снов. Это ночное посещение неведомой призрачной крепости так часто повторялось, что Тирта обеспокоилась, когда сны прекратились. Несколько раз во время ночных дежурств она вытаскивала «карту», как назвал этот листок сокольничий, рассматривала символы на ней, пытаясь понять их смысл, но с тем же успехом, как в первый раз. Да карта ли это? Существуют рисунки, помогающие призывать Силу. Тирта торопливо отогнала опасную мысль.

На четвертый день после того, как они покинули защищенную долину, в полдень, тропа снова начала повышаться и привела в пустынную местность.

Перед наступлением ночи они увидели груду камней. Сокольничий остановился, глядя вперед — не так, словно ожидал увидеть эту преграду, а скорее, в недоумении. Это выражение открыто читалось на его лице: сегодня он почему-то ехал, сняв шлем. Это странно, потому что раньше он всегда закрывал лицо маской.

Тирта не видела причины для внезапной остановки, но тропа здесь так узка, что она не может проехать вперед и должна ждать, пока ее спутник двинется.

Сокольничий продолжал стоять, и тогда девушка впервые за день нарушила молчание.

— Дальше нет пути?

Очень долго ей казалось, что он погрузился в свои мысли и даже не слышит ее слов. Но вот он поднял коготь и указал на поток разбитых камней.

— Гнездо…

Какая-то особенность его голоса, его высокий тон вызвали эхо в окружающих камнях.

«Гнездо». — Как плач в погребальном ритуале сулкаров.

Титра смотрела вперед. Ничто не свидетельствует, что здесь был многолетней давности поселок его народа. По крайней мере, она ничего не видела. Она слышала, что Гнездо было создано таким образом, что напоминало полую гору, и мало кто из чужаков (исключительно пограничники и мужчины) пересекал его подъемный мост.

Ничего не осталось от Гнезда, только каменный поток, похожий на те, что им не раз приходилось пересекать в пути. Ее спутник высоко задирал голову, разглядывая рваные скалы, словно отчаянно хотел увидеть признаки жизни. И она, в свою очередь, увидела на мгновение, как из тумана возникают очертания некогда существовавшей здесь крепости. Но на самом деле она ничего не видела.

Он заговорил; слова, которых она не понимала, вздымались вверх, перешли в единый звук, напоминающий крик сокола. Трижды испустил он этот крик.

И тут они услышали ответ!

Тирта крепче ухватила повод, ее лошадь переступила с ноги на ногу, вызвав падение мелких камней.

Ответ негромкий, не в полную силу, однако она ясно его услышала. Призраки… мертвецы, которым следует покоиться в мире… Неужели она еще не покончила с ними? Неужели призыв к мести его родичей так силен, что может прозвучать даже днем? Сокольничьи были предупреждены; они успели найти убежище в Эсткарпе до начала Великой Перемены. Да и ее спутник не может быть таким старым, чтобы принести клятву Меча кому-нибудь жившему здесь до гибели Гнезда.

Сокольничий крикнул, крик его отозвался многочисленным эхом, пони зафыркали, торгианец заржал, а у нее заболели уши.

Снова ответ. И тут Тирта увидела точку в небе.

Она опускалась, словно устремившись на невидимую добычу. Девушка благоговейно смотрела на этот стремительный спуск с неба. Летун переместился из солнечного воздуха в затененное место, в темное ущелье, куда они направлялись.

Снижая скорость, хлопая крыльями, кружа, птица все приближалась, пока не пролетела над ними. Сокол сел на краю скалы, чуть расставив крылья, словно собирался взлететь в небо, как только удовлетворит свое любопытство.

С черными крыльями, с белым пятном в виде буквы V на груди, сокол из Гнезда или потомок такого сокола, живущий в этой глуши один, потому что у него нет пестрой ленточки на лапе, которая обозначает его союз с человеком. Блестящие глаза разглядывали снявшего шлем сокольничего. Тот произнес несколько звуков, напоминающих птичьи крики, звуки поднимались и опускались. Сокол ответил криком, забил крыльями, словно снова готовился взлететь, подальше от этого существа другой породы, которое пытается с ним разговаривать.

Но сокольничий продолжал издавать звуки. Тирта не поверила бы, что человеческое горло на них способно. Он не пытался приблизиться к птице, просто разговаривал с ней, как была убеждена Тирта, на ее собственном языке.

Крики прекратились. Теперь птица отвечала звуками, очень похожими на те, что издавал человек. Она слегка наклонила голову в сторону. Тирта могла бы поверить, что сокол обдумывает какое-то предложение, он должен принять решение.