Анатолий Нейтак - Путь наверх

Звон так удивился, что забыл о разделяющей его и некроманта дистанции:

— Разве ты не умеешь…? Никогда бы не подумал!

— Теперь уже, пожалуй, умею. Но до этой зимы я лыж не видел вообще. Я ведь с юга, из Дэргина, — пояснил Клин. — Там снег бывает лишь высоко в горах.

Звон только головой покачал.

— Если раньше ты не умел ходить на лыжах, то одно могу сказать: ты дьявольски быстро этому научился.

— Ага. — Некромант улыбнулся неожиданно и чуть смущённо. — С Иглой всегда так. Уж если она чему-то учит, то усваиваешь материал… очень быстро.

— Может, это не моё дело, но… это правда, что она — не только твоя жена, но и учитель?

— Истинная правда. А что?

— Просто странно мне это. Вроде бы ты не из тех, кто сидит у собственной супруги под юбкой, да и подчиняться не особенно любишь…

Клин усмехнулся, глядя в глаза Звону.

— Вопрос этот для меня не внове, командир. Отвечу так: я подчиняться не люблю, но умею. Я ведь, как ты мог заметить, воин. С малых лет в этой науке. Что же касается Иглы, то она никогда и никому не препятствует поступать так, как велит сердце.

— Да неужели?

— Поверь мне, Звон. Я хорошо успел её изучить. Если я ей подчиняюсь, что бывает нередко, то вовсе не потому, что она — госпожа, а я — верный вассал. Я ей подчиняюсь, потому что она больше знает и умеет. А если случается наоборот, то она делает по-моему и не топорщится. Мы оба достаточно умны, чтобы понимать, когда лучше уступить.

Усмешка Клина незаметно превратилась в мечтательную, чуть глуповатую улыбку.

— Конечно, с ней непросто. Она, знаешь ли, требовательна, как никто другой. Но суть в том, что именно требовательна, а не придирчива. Склочность, мстительность, невыдержанность, мелочность, тщеславие, суетность — ни один из пороков, столь частых меж обычными женщинами, не коснулся её.

Звон покачал головой.

— Выходит, твоя жена — идеал без единого изъяна?

— Ну отчего же? Изъяны у неё имеются — как продолжения достоинств. Она не мягка, не ласкова, не забывчива и не отходчива. Игла не умеет ненавидеть других… но её презрение куда хуже, чем любая ненависть. Рядом с ней нельзя расслабиться, потому что она не даёт послаблений никому, и прежде всего — себе. Быть достойным её — тяжкий ежечасный труд. Но знаешь, командир? Как раз это мне в ней и нравится!

— Не понимаю я тебя.

— А чего тут понимать? Я воин. И Эйрас тоже воин. Она не останется в стенах нашего дома, пока я буду рисковать жизнью. Она будет идти рядом, куда бы я ни отправился. Мы прикроем друг друга от беды, и мы будем счастливы до последнего вздоха… который у нас есть все шансы сделать одновременно. Не в один день, как в романтических сказках, а в одну секунду.

Помолчав, Клин посмотрел на хмурое небо. Он больше не улыбался.

— Мы с Эйрас начинали как спутники, — сказал он. — Долгая дорога и обучение магии понемногу сделали нас друзьями. И лишь потом, когда дружба окрепла, а понимание углубилось, мы сделали следующий шаг, став супругами.

— Звучит красиво, — ответил Звон. — Вот только вряд ли такая, как Игла, порадует тебя детьми. Если уж до таких лет не рожала…

— Ничего, ещё родит.

— Воины не рожают. Воины убивают и умирают.

— Тут ты не прав, командир. Ещё дома, в Дэргине…

Звон покачал головой и отошёл, обрывая разговор.

Чем дальше продвигался отряд, тем суровее становилась погода. На полпути между Многопрудным и селением Тугой Лог нас застала буря, перешедшая в свирепую не по-осеннему метель. К счастью, командир послушался совета Лаптя и не стал пороть горячку в попытках при первых признаках непогоды добраться до жилья. Даже если бы скачка наперегонки с бурей завершилась победой коней и людей, вряд ли в этом самом Тугом Логу сумели бы без труда разместить на постой триста с лишним человек и более полутысячи верховых животин. В общем, в первой же удобной низине между двумя клиньями елового бора, не тронутыми топорами лесорубов, был разбит лагерь, и бурю с метелью мы пережили пусть без большого комфорта, зато не в дороге.

Снег валил без передышки ночь, утро, день, вечер и почти всю следующую ночь, резко иссякнув к утру второго дня. Стена туч умчалась дальше на юго-восток. Кавалеристов, выползших из наполовину занесённых палаток, встретило изумительно яркое солнце, сияние свежих аж до лёгкой синевы сугробов и бледно-голубое небо без единого облачка. Обрадованные, вояки поспешили продолжить путь…

Тут-то и выяснилось, что с наступлением настоящей зимы лыжник получает несомненное преимущество над всадником. Снега было ещё не так много, чтобы вовсе остановить продвижение отряда к цели или хотя бы серьёзно замедлить, но уже вполне достаточно, чтобы это самое продвижение затруднить. А вот мы с Устэром буквально летали по снежной глади, не встречая препон и провожаемые завистливыми взглядами. Правда, Звон недолго смотрел на некромантов, играющих в догонялки, и быстренько припахал нас для передачи сообщений от головы колонны к хвосту и обратно… ах, извиняюсь: от авангарда к арьергарду. Хотя всем известно: как ты горшок ни назови, копоть с его боков от этого не исчезнет.

Сомнения моего мужа в необходимости лыж окончательно отошли в прошлое.

Лапоть, заместитель Звона, надулся пуще прежнего и вообще перестал с нами разговаривать. Ну и ладно, и Хэтас ему судья.

Зато Кушак как-то незаметно и естественно сошёлся с Клином на почве изучения магии. Им обоим было что показать друг другу.

Стихийные специализации Устэра — воздух и огонь (что для природного некроманта, мягко говоря, необычно); мои же стихии — земля и вода. Хотя некоторые основополагающие принципы работы со стихиями едины, нетрудно догадаться, что разбираться с нюансами огненной магии Клину было проще и легче, прислушиваясь к советам Кушака. Который не уставал удивляться, во-первых, дремучему невежеству моего мужа в том, что касалось некоторых элементарных вещей, изучаемых огневиками ещё в бытность кандидатами в ученики… а во-вторых, его же глубоким познаниям в высокой теории магии и умению комбинировать разные, иногда почти несовместимые стили создания заклятий.

Второй снегопад, задержавший отряд ещё на сутки, мне почти не запомнился. Видимо, оттого, что переждали мы его в городе, в нормальном гостиничном номере — а дорожные невзгоды, не доставляющие трудностей, не запоминаются. Потом установилась хмурая ветреная погода, но не настолько хмурая и ветреная, чтобы нельзя было продолжать путь. И держалась до тех пор, пока однажды после полудня небо впереди не налилось ядовитой зеленью.

Этот оттенок живо напоминал потусторонний свет, который излучают провалы глазниц костяного дракона. Для любого сведущего человека позеленевшее небо служило верным знаком того, что до Воющей цитадели осталось менее двух дневных переходов.