Анатолий Нейтак - Падшая звезда

Оспорить последнее утверждение не представлялось возможным. Хотя бы потому, что вся эта долгая фраза оказалась произнесена и воспринята за ничтожную долю мгновения…

Если бы состязание шло на уровне голой энергетики, Эйрас не имела бы шансов. Её драконья оболочка была полна Силы, но эта Сила изрядно уступала энергиям, типичным для магов из Круга Бессмертных. А сопоставления с тем, что могли выдать артефактные клинки за спиной Терин, дракон и подавно не выдерживал, отставая в сотни раз. Но наставница ловко вывела это преимущество за пределы уравнения схватки.

Если представить чёрные радуги мечей аналогом специального рейдера военно-морского флота Энгасти, то хозяйка этих радуг была полноправным капитаном своего могучего корабля. Но много ли толку от всей ударной мощи главного калибра рейдера, когда капитан прямо на мостике сошёлся врукопашную с диверсантом?

Туман, туман, туман… и нити. Одни — чёрные, тонкие и многочисленные, сплетающиеся в клубки вроде дыма или колеблемого ветром кустарника. Разум пасует, пытаясь выделить в этой массе отдельные нити и понять логику их движения. Другие нити намного светлее. Они меняют оттенки, пробегая по всему видимому и отчасти — по невидимому спектру. Нити дышат жаром, лучатся холодом, искрятся злыми иглами разрядов, режут твёрдостью закалённого металла, завывают сквозняками, притворяются невидимками из прозрачного стекла и водных струй, пульсируют кровеносными жилами и колышутся чувствительными нервными окончаниями… Эти нити тоже более чем многочисленны и притом весьма разнообразны. Взаимодействия их неожиданны, эффекты странны, природа непостоянна. На всех них, однако, лежат багровые отблески — мета единства, знак, позволяющий отделить их от чёрных дымных нитей.

И отблёскивающие багровым, и стремительные чёрные нити заняты одним. Борьба! Тугие змеиные объятия! Плотный клинч — не разнимешь… да и нет рядом никого, кто мог бы вмешаться. Лишь два сознания перешедших предел магов спорят друг с другом в Лабиринте Мороков.

Многомерная, многоуровневая, многоликая схватка…

12

Песок под ногами. Солнце жарит сверху, как жерло вулкана. Кажется, что кожа вот-вот начнёт отслаиваться от жара. Сухо во рту. Пот заливает глаза.

Держаться!

Тебе не легче и не проще, чем той, напротив, замершей с мечом-бастардом в странноватой асимметричной стойке. Тебе, замершей с двумя равными клинками — один в прямом хвате спереди, другой, в обратном, — сзади. Это не просто испытание. Это поединок выдержки и воли. Начавшая движение первой проиграет.

"Я не проиграю".

Мельтешение цветовых пятен. Хаос звуков. Сенсорная головоломка повышенной сложности. Опытные маги не защищают сознание статичными щитами, и на то есть множество причин. Но пройти неопределённое количество слоёв динамической защиты и вклиниться хотя бы в сенсорные области, не говоря уже об уровне абстракций — задача, мягко говоря, нетривиальная.

Считается, что два противника-менталиста, примерно равных по классу, не могут решить эту задачу. Стоит одному из них сосредоточиться исключительно на защите и постоянной смене маскирующих алгоритмов — всё, он или она неуязвимы. Конечно, до тех пор, пока к одному менталисту-взломщику не подключится второй менталист, работающий в защите, и не развяжет первому "руки", позволяя полностью уйти в атаку. Вот тогда ушедшему в защиту придётся кисло.

Но что, если один из равных по классу менталистов может ускорять своё мышление в десятки, а то и сотни раз? Да уж ничего хорошего…

Для Лениманской ведьмы.

Песок? Пустыня? Не более, чем морок.

Трясина темна и холодна. А островок безопасной почвы под твоими ногами постепенно погружается в неё. Не слишком быстро, о, нет — ровно настолько, чтобы медленный ужас жрал тебя, смакуя редкое блюдо, отщипывая по кусочку от монолита воли… жрал, как леденец на палочке, как удав уже проглоченного, но ещё не осознавшего это кролика.

Магия!

Левитация помогла с чавкающим звуком вырваться из хватки болота, поднявшегося уже до пояса. Ты взлетела, освобождаясь и смеясь…

И смех замер на твоих губах, когда небо, не столь игривое и по-детски жестокое, как болото, всосало тебя целиком. Всосало вместе с твоей волей, и памятью, и магической Силой, и радостью от освобождения. Всосало быстро и необратимо.

Если вся реальность подобна голодной росянке, мухам в неё лучше не залетать.

Чёрные нити старательно оплетают нити, окрашенные багрянцем. Захватывают их, подстраиваются под внешне хаотичный танец. И начинают понемногу вести в этом танце.

Так она ещё никогда не бегала. Не от кого было ей бегать ТАК. А вот теперь пришлось научиться искать спасения в скорости. Да только от той леденящей тьмы, которая преследовала её, спастись бегством… нет, нереально!

Коридоры, коридоры, коридоры. Змеящиеся в бессистемных изгибах, идеально прямые и такие длинные, что из одного конца не увидишь, что творится на другом. Тёмные галереи, провалы бездонно-чёрных колодцев, беломраморные балконы, выводящие к мутной безликой хмари, заменяющей здесь небо и землю. Лестницы: левоспиральные, правоспиральные, обычные, широкие парадные, узкие чёрные. Тупики и развилки, комнаты и залы.

Местами царят идеальный порядок и помпезная роскошь. Вязкий, чуть влажный блеск начищенного золота, чёрно-зелёные зеркала малахитовых колонн, жёсткие от шитья драпри, мастерская, до мельчайших деталей выверенная резьба по дереву. Навощённый фигурный паркет воображает себя мозаичным панно, наполовину превращённым в зимний каток. Драгоценные безделушки занимают свои места в интерьере, выверенные до миллиметра. Но напольные механические часы тихи и мертвы, как заледеневшее время.

Местами — разор и мерзость хаоса. Копоть на алебастровой лепнине потолков дополняет костры из поломанной мебели. Обстановка изгажена, разграблена, а что не изгажено и не разграблено, то попросту изломано или растоптано в бессмысленной злобе. Ажурные занавеси иссечены, порваны, испакощены, стенные панели из драгоценных и редких пород дерева истыканы стрелами и метательными ножами, пол где взломан, где выщерблен кирками. Опалённые гобелены годятся уже только на половые тряпки. И снег, милосердно присыпавший прокопчённую грязь, кажется благословением, что сродни чуткой тишине.

То тут, то там высятся мучительно изогнувшиеся статуи. Это всегда разумные существа — люди, тианцы, ваашцы, иные — в полный рост и при всех положенных атрибутах. Нет ни одной статуи, которая оказалась бы незнакомой. И с портретами то же самое. Все, все до единого изображённые на портретах, и индивидуальных, и групповых, ей знакомы. Но в отличие от статуй, замкнутых в своём страдании, глядящие на проносящуюся мимо лица с портретов смеются. И вглядываться в них не хочется — рассудок дороже! Вперёд и вперёд, без остановки и смысла…