Марина Забродина - Рисуя круги в небесах

— Вером, ты не засиделся ли? Уже давно за полночь. Пойдем спать.

Отец уставшим голосом проговорил:

— Беда у нас, Беата.

— Что? Что случилось?!

— Прошлое. Нас настигает прошлое…

— Какое прошлое, Вером? О чем ты говоришь? — матушкин голос звучал встревожено, но настойчиво.

— Скажи мне, зачем ты отправила Грету к Сычихе?

— Как… она незанята была, а Сычиха стара уж, пожалела я ее… О, боже ж… — наверное, в этот момент матушка прикрыла рот рукой, — только не говори, что… она увидела его…

— Увидела, — тусклым голосом сказал папенька, — это полбеды… Ладно б увидела, испугалась, как любая нормальная девка на ее месте. Сознание бы потеряла. А я бы сделал, чтоб она забыла об этом… Грета говорит, что любит его.

Матушка только ахнула.

— Н-да… Такие дела, Беата. И сила в ней просыпается… отцова. Хоря нашего.

Отец перешел на шепот, но я расслышала каждое слово.

— Она ж теперь не бросит его, ты свою дочь знаешь. А потом, когда пройдет какое-то время, она догадается, как проклятие снять, не даром отец ее наследницей своей называл!

Я еле сдержала свой изумленный крик.

— А ты знаешь, как снять проклятье, Беата? Не знаешь? А я скажу тебе. Она его на себя может взять, все это ужасное, страшное, злое, черными мыслями рожденное, понимаешь?! И только она одна! Потому что кровь… Парень человеком станет, а она — зверем, если ее проклятье, сдерживаемое мной годами, не раздавит, понимаешь?! И он тогда тоже погибнет.

Матушка сдавленно рыдала, папенька тяжело дышал. Я собиралась уж уходить, и тут он сказал:

— Есть только один выход.

Я задержала дыхание.

— Я приготовлю зелье, и через несколько дней… он тихо и безболезненно умрет.

Матушка тихо вскрикнула.

— Да не кричи ты. Он может неожиданно умереть, я предупреждал Сычиху, — батюшка помолчал, — Я сам уже не знаю, что делать. Но другого выхода у нас нет. Понимаешь, может быть, мне давно следовало это сделать — прекратить его мучения. Может быть, это и есть настоящее милосердие… Да — на болото надо будет сходить, и на могилу к отцу. Завтра же и пойду. А ты отпускай ее. Пусть навещает пока… Просто однажды она придет, а он… умер. Так бывает…

Я, не сдерживая слез, тихо ушла в свою комнату.

Рано утром батюшка уехал в лес. Только его сани скрылись из виду, как я скинула плед, которым укрывалась, глядя в окно, и пошла на кухню. Матушка готовила завтрак.

— Ты куда?

— Мамочка, ты знаешь… я решила покончить с этими хождениями… мне нужно попрощаться с… Климом. Просто не хочу папеньку лишний раз расстраивать — схожу, пока его нет.

Матушка смотрела на меня удивленно.

— Так ведь рань какая…

— Ну и что? Мне все равно не спится.

— Погоди, я тебе хотя бы чаю налью и… яблок моченых с собой дам.

Матушка незаметно смахнула слезу и вышла из кухни. А я, повинуясь непонятному порыву, открыла сундук с ненужными вещами и вытащила оттуда нож — который относила Климу. Я тогда его в сундук и вернула. А папенька и заметил…

Выпив чаю со вчерашними пирожками, я быстро оделась и огородами направилась к дому Сычихи. В этот ранний час люди выводили коров на улицу, шли за дровами в овин, выходили по нужде — они могли меня заметить. Я еще не знала, что буду делать. Времени у меня было мало. Отец просто скажет сегодня вечером Сычихе: «Маргарита, добавляй теперь этот порошок в питье для Клима каждый день. Надо так». И все. Даже объяснять не будет. А она его будет поить. А через несколько дней Клим умрет.

Я остановилась на минутку. А ведь я даже не знаю, вернусь ли я сегодня домой — вообще, вернусь ли я когда-нибудь домой… Я даже не попрощалась ни с кем … Я отбросила от себя эти мысли. Они могли развернуть меня обратно.

Я почти бежала.

Сычихи не было дома, наверное, она в хлеву, кормит животных. Я достала ключ из потайного места и отперла дверь. Сняла тулуп и тихонько спустилась в подпол. Клим еще спал. Я аккуратно присела возле его кровати.

Он дышал глубоко и шумно, как будто его легкие раскрывались с трудом. Но все же раскрывались… Вот он, оказывается, какой — тот, кого я люблю всем сердцем, за кем пойду на край света, кого я узнала-таки, пусть и не в огромной толпе, зато в таком обличье… Любит ли Он меня больше жизни?.. Впрочем, это уже не важно… Мне было так легко, тепло и спокойно рядом с ним — в этом холодном, неуютном подвале…

Мое дыхание постепенно замедлилось и, немного понаблюдав за спящим Климом, я закрыла глаза.

Я пыталась нащупать нить колдовства, почувствовать связь. Я ни разу, еще ни разу не применяла свои способности. Но я их ощущала. И раз во мне есть дедушкина сила, раз лишь я одна могу снять проклятие… значит все сейчас в моих руках.

Я расслабилась и откинула голову назад. Я медленно плыла в своих мыслях и воспоминаниях: Клим, матушка, отец, дедушка, Ханна, мое детство, яркие вспышки событий прошлого. Потом я представила только одного Клима. Как тогда — во сне — в светящемся солнечном шаре. Вот он — передо мной. Я охватила взглядом все его раны и мысленно резко рванула их в сторону. Панцирь из больной кожи треснул, ссыпался — и Клим стал здоров. Передо мной стоял мужчина, которого я обрела, которого я спасу, которого я скоро потеряю. В моем видении взгляд приковал мой нож, который, как и во сне, висел на его ремне. Тут же пришел ответ на мой незаданный вопрос. Нож. Он его чинил. Он хотел меня порадовать. В нем — часть его души.

Я открыла глаза и увидела, что Клим уже проснулся и смотрит на меня.

— Ты давно здесь?

— Не знаю. Я не знаю, сколько я здесь сижу. Я была далеко.

Мы смотрели друг на друга и улыбались.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я.

— Теперь — хорошо. Ты пришла и у меня ничего не болит.

Мы смотрели друг на друга.

— Ты вчера спросила, но я не успел ответить. Ты спросила, нужна ли ты мне…

Он смотрел на меня так, словно в этот момент он распахнул свою грудную клетку и открыл моему взору свое сердце, незащищенное, слабое, никому не нужное. Кроме меня. И, конечно, его матери…

— Знаешь, если тебя не будет в моей жизни, то мне она уже ни к чему.

Что-то очень сильно кольнуло меня в голове и под сердцем в этот момент, мне стало страшно и тревожно, но я прогнала от себя эти мысли.

— Матушка моя уже измучилась, и тебя я не хочу мучить, Грета.

Я замотала головой, но он не дал ничего сказать.

— Тебе надо забыть… все это. Вернуться домой, вокруг тебя, наверное, много парней вертится.

Я поморщилась. Он прикрыл мне рот рукой.

— А я… А мне хватит, пожалуй… Долго я уже живу, бесполезно, бесцельно… только последние две недели появился смысл в моей жизни. Но тянуть дальше нельзя, только хуже будет.

«Как же они с батюшкой похожи…» — подумала я.

Я отодвинула его руку.

— Клим. Ты знаешь, что в моей жизни тоже смысл появился только тогда, когда я тебя узнала? Что мне теперь обратной дороги нет, знаешь? Что мне, кроме тебя, никто уже не нужен? И не говори мне больше таких глупостей никогда. Никогда! — слово это отразилось во мне, несколько раз гулко прозвучав в глубине: «Никогда! Никогда! Никогда!..»