Тэд Уильямс - Игра теней

Вэш едва пришел в себя после недавнего морского путешествия и не имел ни малейшего желания снова пускаться в плаванье. Стоило ли доживать до почтенных лет и достигать высочайшего положения, если не имеешь права выбирать, на море или на суше тебе оставаться?

Однако ему пришлось молча проглотить досаду, ибо проявление малейшего неудовольствия могло иметь самые печальные последствия. Вэш расправил плечи и, стараясь как можно тверже ступать по палубе качавшегося на якоре корабля, вошел в каюту бесценного. Это было просторное помещение, обшитое деревянными панелями и увешанное роскошными коврами, благодаря которым здесь было тепло даже холодными штормовыми ночами. В центре, на уменьшенном подобии Соколиного трона (надежно прикрепленном к полу, чтобы качка не могла поставить автарка в неловкое положение) восседал человек, чья прихоть обрекла Пиннимона Вэша на новые тяготы и неудобства.

— А, Вэш, вот и ты.

Автарк лениво простер руку, сверкнув золотыми напальчниками. Помимо драгоценных украшений наряд Сулеписа состоял из льняной набедренной повязки и широкого пояса, сплетенного из золотых нитей.

— Как раз вовремя. Этот толстяк, чье имя я все время забываю…

Сулепис смолк, давая понять, что министру следует подсказать ему ускользнувшее из памяти имя.

— Возможно, ты говоришь о Базилисе, бесценный?

С холмов, возвышающихся над морем, долетел оглушительный грохот, произведенный одной из пушек-крокодилов. Стены каюты затряслись, а Вэш сделал над собой усилие, чтобы не вздрогнуть.

— Да именно о Базилисе. Он доставил мне подарок от Лудиса. Живой бог сегодня счастлив.

Однако Сулепис не выглядел счастливым. Напротив, взгляд его был еще более лихорадочным и возбужденным, чем обычно, а челюсти беспокойно двигались, как у почуявшей мясо собаки.

— Мы долго ждали этого дня. Чтобы он настал, нам пришлось приложить немало усилий.

— Именно так, бесценный. Мы приложили немало усилий.

По лицу автарка пробежала тень.

— Вот как? Значит, ты тоже потрудился, Вэш? Ты проводил ночи без сна, вчитываясь в древние книги? Или же боролся с созданиями, обитающими во тьме? Или ты сознавал, что ставкой в этой игре служит твоя божественная голова, а в случае неуспеха тебя ожидают муки, один рассказ о которых может убить обычного человека? Неужели, Вэш, ты хочешь сказать, что ждал и трудился не меньше, чем я?

— Разумеется нет, мой несравненный повелитель. Я имел в виду совсем другое. Прости, если мои слова показались тебе непочтительными. — По спине Вэша ручьями катился пот. — Я лишь хотел сказать, что мы, твои покорные слуги, пребывали в величайшем беспокойстве, не зная, увенчаются ли успехом твои старания. Но все заслуга всецело принадлежат тебе, тебе одному!

Вэш клял себя за неосторожность. Вот уже год он служит этому сумасшедшему юнцу и до сих пор не научился взвешивать каждое слово!

— Прошу тебя, бесценный, прости мою невольную дерзость…

— Хорошо, Вэш, я не обижаюсь на тебя. Я знаю, что ты мой верный и преданный слуга. — Автарк внезапно обнажил белоснежные зубы в улыбке — такой же добродушной, как оскал молодой акулы. — Ты напрасно боишься, что я могу неверно истолковать твои слова, старина. Да будет тебе известно, мне виден скрытый смысл речей и поступков. Я знаю, кто из моих подданных по-настоящему мне предан. Все помыслы моих приближенных видны мне как на ладони.

Вэш слегка покачнулся, надеясь, что Сулепис этого не заметит. Ему отчаянно хотелось сесть, но никто не имел права сидеть в присутствии бесценного. Верховный министр понимал, что его непредсказуемый повелитель на что-то намекает и этот намек может быть чрезвычайно опасен. Но на что именно? Возможно, ему донесли, что Марук, новый капитан когорты «леопардов», сделал в присутствии Вэша непочтительное замечание? Но ведь Вэш никоим образом не выразил согласия — напротив, он резко оборвал наглого солдафона! Он виноват лишь в том, что не доложил автарку о предательских воззрениях нового капитана. Впрочем, эта вина не столь уж ничтожна.

«Но если я буду доносить о каждом вольнодумце, дерзнувшем неодобрительно отозваться о правлении бесценного, к концу года все палачи автарка умрут от переутомления, а дворец-сад опустеет и превратится в обитель призраков», — с тоской подумал Вэш.

Он низко склонил голову, гадая, удастся ли пережить следующий час.

Сулепис поднял руки, сосредоточенно сдвинул брови и принялся разглядывать свои напальчники.

— Полагаю, мне надо заказать напальчники в виде когтей сокола, — задумчиво изрек он. — В честь грядущей победы над Иеросолем. Что ты об этом думаешь, Вэш?

Верховный министр с трудом сдержал вздох облегчения. В течение ближайшего часа он может не тревожиться за свою жизнь.

— Уверен, так вы почтите ваших предков, в особенности… — Вэш запнулся, прикидывая, не вызовут ли его слова новую вспышку царственного гнева. Соображение, которое он намеревался высказать, представлялось ему безобидным, и он решил продолжать: — В особенности великого Ксарпедона. Он парил над Ксандом, как сокол, оберегая вашу империю.

— Ах да, Ксарпедон, — пробормотал автарк. — Он был самым великим в нашем роду. До тех пор, пока я не удостоил землю своим присутствием.

Из-за занавеса беззвучно появился слуга и замер, склонив голову и ожидая, пока Сулепис соизволит обратить на него внимание.

— Что тебе? — скользнул по нему взглядом автарк.

— Почтенный Базилис прибыл, бесценный.

— Превосходно! Скажи ему, пусть войдет. А ты, Вэш, пока отойди в сторону.

Верховный министр повиновался, прошел сквозь кольцо толпившихся у трона слуг и встал у стены рядом с золотыми носилками скотарка, которые были немного меньше носилок самого Сулеписа. Убогий Прусас выглядывал из окна, как испуганный рак-отшельник из своей скорлупы. Вэш кивнул ему в знак приветствия — пустая формальность, ибо слабоумный скотарк не замечал подобных вещей.

Откинувшись на спинку трона, Сулепис махнул рукой, разрешая впустить евнуха. Мгновение спустя в каюту вошел Базилис. Длинное одеяние придавало его дородной фигуре поистине величественные размеры. Пыхтя и шурша плотной тканью, он опустился перед автарком на колени.

— О повелитель Великого Шатра, да пребудет с тобой вечно благословение Нушаша… — начал он, но Сулепис заставил его замолчать, пнув обутой в сандалию ногой.

— Уйми поток своего красноречия. Где он? Где узник?

— Его… его здесь нет, бесценный. Я думал, ты пожелаешь услышать о том, как я…

Автарк наградил его новым пинком прямо в лицо. Евнух жалобно заскулил и повалился на спину. Скорчившись, он в ужасе уставился на своего повелителя. Руки его мелко дрожали, из рассеченной губы хлестала кровь.