Джон Толкин - Властелин колец

Они все смотрели назад, а воды Серебрени уже смешались с волнами Андуина и лодки уносили отряд на юг. Скоро белая фигура Владычицы отдалилась, стала маленькой, словно оконце в доме на холме, поймавшее солнечный луч, словно хрусталь, упавший на колени этой земли. Фродо показалось, что Галадриэль подняла руку в прощальном жесте, и вдруг ветер совершенно явственно донес ее голос. Владычица пела на древнем языке Заморских Эльфов, слов было не понять, а в прекрасной мелодии слышалась тревога. Фродо и раньше хорошо запоминал эльфийские слова, вот и теперь песня врезалась в память, и много лет спустя он перевел ее, как умел, хотя говорилось в ней о вещах, малоизвестных в Среднеземье.

На Заокраинном Западе имя Варда носит та, которую эльфы Среднеземья зовут Элберет.

Русло реки повернуло, берега поднялись по обе стороны и скрыли Лориен. Фродо никогда больше не видел этой дивной страны.

Солнце плыло в небе прямо у них по курсу и слепило глаза, и без того полные слез. Гимли плакал открыто.

– Я уже видел самое прекрасное в своей жизни, — сказал он другу Леголасу. — Что могу я назвать прекрасным теперь? Разве только ее дар? — Он приложил руку к груди. — Скажи мне, Леголас, ну зачем пошел я с отрядом? Я ведь не знал, где таится главная опасность! Прав был Элронд. Не дано нам предвидеть свою дорогу. Я боялся пыток во тьме и пересилил страх. Но, клянусь тебе, я остался бы, коли б мог предвидеть боль этого расставания. Мне не станет хуже, попади я нынче же ночью прямиком к Темному Властелину. Горе, о горе Гимли, бедному сыну Глоина!

– Горе всем нам! — откликнулся Леголас. — Горе всем, бредущим по тропам мира в эти последние дни! Их удел — находить и терять. Но твоя судьба осиянна, Гимли, сын Глоина, ибо ты выбрал, что терять, по доброй воле. Ты знал, что теряешь, но не оставил спутников, и наградой тебе будет чистая память сердца о дивном Лотлориене, и не потускнеет, и не иссякнет эта память!

– Может, и верно, — вытирая глаза, ответил Гимли. — Твои слова верны, но холодно от них на душе. Не успокоится сердце памятью. Память — лишь зеркало, холодное, как Келед Зарам. Но, может, эльфы по–другому видят? Я слыхал, для них память — не греза, а мир на грани сна и яви. Увы! Мы не так чувствуем. Впрочем, довольно об этом. Взгляни на лодку! Не слишком ли мы нагрузили ее? Я не хотел бы топить свою скорбь в холодной воде.

Он взял весло и принялся помогать Леголасу, уводя лодку со стремнины под берег.

Так начался долгий путь на юг. Голые бесприютные леса стояли по берегам, мешая видеть окрестности. Ветра не было. Ни одной птицы не появлялось над Рекой. Солнце тускнело, склоняясь к земле, и кануло за горизонт; настал ранний вечер, а вслед за ним — серая беззвездная ночь. Путники плыли и ночью, держась в тени западного берега. Огромные деревья призраками проплывали над головами, опустив извилистые жадные корни в туман. Было тревожно и холодно. Фродо прислушивался к плеску и журчанию вокруг лодки, и постепенно голова его склонилась на грудь, а беспокойный сон смежил глаза.

Фродо проснулся, разбуженный Сэмом. Оказалось, что он спал, заботливо укутанный, под деревьями, в тихом лесном уголке на западном берегу Андуина. Ночь прошла, и тусклое серое утро повисло на голых ветвях деревьев. Неподалеку Гимли хлопотал возле маленького костерка. Прежде чем окончательно рассвело, отряд снова был в пути. Не то чтобы они спешили; всех вполне устраивала отсрочка решения до Крутояра и водопадов Рэроса, а до них плыть предстояло еще несколько дней. Река несла их не быстро, не медленно — как могла, торопить ее никто не хотел. Независимо от выбора, впереди ждали только опасности, а они могли и подождать. Арагорн, сохраняя силы товарищей, не заставлял их грести, но неукоснительно следил за тем, чтобы на стоянках зря времени не терять. Отправлялись рано и плыли допоздна. Предводитель отряда хорошо понимал, что Темный Властелин не сидел без дела, пока они отдыхали в Лориене.

Но пока путешествие проходило вполне спокойно. Вереницей тянулись однообразные часы плавания, и только на третий день пути берега стали меняться. Деревья росли все реже, а потом и вовсе пропали. На восточном берегу их сменили не менее однообразные бурые увалы без единой травинки или кустика, словно выжженные зловредным палом. Начинались Бурые Земли; обширные и заброшенные, они тянулись между Южным Сумеречьем и холмами Эмин Майл. Даже Арагорн не знал, какое лихо привело все здесь в такое запустение.

На западном берегу леса уступили место равнине. Там зеленела трава, а вдоль берега тянулись тростниковые заросли, высокие, никогда не остававшиеся в покое. Темные сухие камыши, печально шелестя, клонились и вздрагивали под напором течения. Иногда в просветах мелькали пятна зелени прибрежных луговин, а за ними на горизонте синела линия Мглистых Гор.

Одиночество путников скрашивали только птицы. В тростнике, оставаясь невидимыми, перепархивали и посвистывали маленькие пичуги; однажды над головами с шумом протянулся на юг большой клин.

– Лебеди! — узнал Сэм. — Ого! Ну и здоровущие!

– И к тому же черные, — мрачно добавил Арагорн.

– Какой широкой, пустой и печальной выглядит эта земля, — сказал Фродо. — А я–то думал, если путешествуешь на юг, становится все теплее.

– Мы пока не на юге, — ответил Арагорн. — До моря далеко. В этих краях даже снег может пойти. Там, у впадения Андуина в залив Белфалас, теплее и веселее. Хотя что я говорю? Какое веселье? Те земли под Врагом теперь. А здесь мы всего лиг на семьдесят южнее вашей Южной Чети. Скоро подойдем к устью Светлимы, роханской реки, вытекающей из Леса Фангорна. По ней проходит северная граница Рохана. В старину всеми землями между течением Светлимы и Белыми Горами владели рохирримы. Земли изобильные, славятся отменными пастбищами, но в нынешние злые дни Люди ушли от Реки. Андуин широк, но орочьи стрелы перелетают с одного берега на другой, а в последнее время орки даже переправляются иногда и угоняют табуны.