Елена Хаецкая - Завоеватели

— Анна, — медленно сказал Ингольв через весь длинный стол. — Это ты. Я узнал тебя.

Анна-Стина молча заплакала. Ингольв оглядывался по сторонам, ничего не понимая.

— Где мы? Это Ахен?

Она вздохнула и провела ладонями по щекам, боясь снова разрыдаться.

— Ты ничего не помнишь?

— Нет. Что это за замок?

— Это Кочующий Замок Торфинна.

Ингольв усмехнулся и покачал головой.

— Мама Стина, я не знаю, как этому прохиндею удалось тебя обмануть, но он, несомненно, великий актер. Ты же умная девушка. Как ты могла поверить глупой сказке?

— Торфинн — не сказка.

— Да, и Мерлин не сказка, и Спящая Красавица завтра проснется. Ты же никогда не верила в нянькины россказни и вечно ловила ее на несуразных нелепицах.

Ответ Анны-Стины испугал его. Страшен был не смысл ее слов — страшна была полная убежденность. Она сказала:

— Мы попали в нянькину сказку, Ингольв.

Каким-то образом он почувствовал, что сестра права, и мороз пошел у него по коже.

Анна-Стина сняла с одного графина «отрубленную голову», налила вина в два бокала и с ними подошла к брату. Он взял бокал из ее руки, провел пальцем по краю, и хрусталь благодарно запел.

— За тебя, — сказал он, — за тебя, отважная девочка Анна!

Он выпил. Она продолжала стоять перед ним. Капитан сам налил себе из второго графина и выпил снова.

— Почему ты не пьешь? — спросил он, показывая на бокал, который она держала в руке.

— Брат, — сказала Анна-Стина, — Торфинн ничего не делает даром.

Ингольв нахмурился.

— Ты о чем?

— О тебе. Если бы не Торфинн, Косматый Бьярни уже разрезал бы тебя на куски.

— Очень может быть, — кивнул капитан и вспомнил о Синяке. Парнишку тошнило от страха на гнилую солому. Стоило ли тащить его на себе из разрушенного форта, чтобы Бьярни замучил его в своих проклятых подвалах? Капитан тряхнул головой. Черт с ним, с Синя кой, его никто не заставлял возвращаться на перекресток.

— Брат, — снова заговорила Анна-Стина. — Торфинн и пальцем не шевельнул бы ради тебя, если бы я ему не обещала…

Ингольв круто взвел левую бровь.

— Что ты ему обещала? — спросил он неприятным, скрипучим голосом. — Он что…

— Нет, — поспешно перебила его Анна-Стина.

Ингольв отвернулся и замолчал. Через несколько секунд он яростно проговорил:

— А что ему нужно от тебя? Может быть, у него «честные намерения»? Он обещал жениться на тебе? А как, интересно знать, посмотрит на это твой этруск?

— Молчи, Ингольв, — сказала девушка, вздрагивая. — Ты ничего не понимаешь. Я не знаю, что я ему обещала.

— Как это? — Ингольв вдруг почувствовал, что сильно опьянел. Не стоило пить на голодный желудок, подумал он с запоздалым раскаянием.

— Он спросил, что я отдам ему за твою жизнь. Я сказала: «Все».

— Ты не могла этого сказать. Ты смелая, умная девушка.

— Могла, — упрямо ответила она.

— Ну, так просто откажись от своих слов. Бежим отсюда. — Вальхейм попытался встать и тяжело рухнул обратно в кресло. — Бежим прямо сейчас.

— Здесь нет дверей, — сказала Анна-Стина. — Я уже искала. Отсюда нет выхода.

Ингольв помолчал, глядя себе под ноги и стараясь справиться с опьянением, а потом поднял голову, увидел беспомощные глаза сестры и ощутил бешеную злобу.

— Сядь! — крикнул он. — Не стой тут!

— Вы не в казарме, капитан, — внезапно произнес глубокий бас Торфинна.

Близнецы, как по команде, повернулись на голос. Хозяин Кочующего Замка сидел за столом и вертел в длинных пальцах бокал.

— Почему вы позволяете себе повышать голос в моем доме? — продолжал чародей. — Я не разрешаю вам оскорблять эту молодую особу.

Вальхейм откинулся на спинку кресла и пьяно захохотал прямо в лицо Торфинна.

— Да кто вы такой, а? Вам известно, что эта «молодая особа» — моя сестра? Или вы уже решили, что вам удалось ее купить? Я не просил спасать мою жизнь. Так что сугубое вам мерси и позвольте откланяться…

— Сидеть, — властно сказал Торфинн. — Здесь распоряжаюсь я.

— Попробуй, — сквозь зубы процедил Вальхейм, чувствуя, как слабеет.

Торфинн, не обращая на него внимания, снял с подставки хрустальный шар и бережно положил его на стол. Он поднес к шару руки, слегка касаясь его ладонями, и над магическим кристаллом заструился синеватый дым.

— Я записал один любопытный разговор, — пояснил чародей.

— Чем же он так любопытен? — спросил Вальхейм, стараясь унять дрожь. Он почувствовал, что от волнения и страха у него немеют руки.

— Тем, что оба собеседника были совершенно искренни, — сказал Торфинн.

Кристалл ожил. Он потемнел, и из его глубины донесся вкрадчивый низкий голос. Он спрашивал — неторопливо, настойчиво, властно. Второй голос, женский, отвечал.

Ингольв переводил взгляд с чародея, стоявшего с улыбкой посреди зала, на свою сестру, бледную, с решительно сжатыми губами.

— Надеюсь, капитан, вы узнали голос госпожи Вальхейм? — холодно спросил Торфинн.

Ингольв кивнул. Интонации были чужие — равнодушные и уверенные, но он не мог не узнать этот высокий девический, словно немного заплаканный голос.

— Вот и хорошо, — сказал Торфинн.

Ингольв прикусил губы. Потом привстал.

— Что ты с ней сделал, колдун?

— Только заставил говорить чистую правду, больше ничего. Разве тебе не приятно было услышать, как самоотверженно она тебя любит?

— Нет, — сказал Ингольв.

Торфинн смерил его взглядом пронзительных черных глаз.

— Верю, — сказал он.

Кристалл проговорил ровным монотонным голосом, который, тем не менее, принадлежал Анне-Стине:

— «За жизнь моего брата я отдам тебе все, что ты потребуешь, Торфинн».

— Она не могла этого сказать! — крикнул Ингольв.

— Я тоже так думал, — кивнул Торфинн. — Потому и переспросил. Но она подтвердила и второй раз. — Чародей рассмеялся. — «Все»! Она готова отдать «все»! Интересно, как далеко простирается это «все» и что вы оба подразумеваете под этим словом?

Кристалл затих, и свет в его глубине померк. Некоторое время было очень тихо. Анна-Стина сидела с пылающим лицом — никогда в жизни она не испытывала такого стыда. Она боялась пошевелиться, боялась вымолвить слово.

— Вранье, — решительно сказал Ингольв и встал. — А теперь говори: как ты сделал это, колдун?

— Я просто задавал вопросы. Сядь, Ингольв Вальхейм. Я могу согнуть тебя в дугу так, что ты пожалеешь о подвалах Косматого Бьярни, где тебе, несомненно, переломали бы все кости. Сядь.

Наслаждаясь, Торфинн налил себе мозельского и отпил несколько глотков.

— Не сравнить с домашними наливками, которые готовит моя теща, — заметил он.

Близнецы молчали: брат — угрюмо, сестра — испуганно.

— Так вот, друзья мои. Я не собирался бесчестить вашу сестру, дорогой мой Вальхейм, и нечего скалить на меня зубы. Все равно не укусите. — Он усмехнулся. — Я хотел расплатиться вами за одну услугу…