Роберт Сальваторе - Проклятие демона

Пони и без объяснений Роджера было ясно, почему он привез Дейнси сюда. Чем ближе подъезжала повозка, тем заметнее были грусть и отчаяние на его лице. И еще — безнадежная мольба.

Несколько горожан подошли, чтобы поздороваться с Роджером, но он решительно замахал руками.

— Держитесь на расстоянии! — крикнул он.

Поначалу эти слова вызвали удивление, затем неизбежно повергли в ужас.

Слова, известные во всех уголках королевства.

Потом Роджер увидел свою последнюю надежду на спасение Дейнси — его любимой Дейнси.

— Пони, — слабым голосом произнес он.

Пони бросилась к повозке и, ухватив поводья, остановила лошадь.

— Берегись, — предупредил ее Роджер. — У Дейнси чума.

Пони невесело кивнула и пробралась к сиденью. Она осторожно откинула капюшон и дотронулась до лба Дейнси.

Несмотря на жар, у Дейнси стучали зубы.

Пони вздохнула.

— Ты старался как мог, но надо было не так, — объяснила она.

С этими словами Пони откинула капюшон Дейнси, развязала тесемки плаща, затем сняла его с плеч Дейнси, которые вдруг показались ей такими хрупкими.

— Я пытался ей помочь, — запинаясь говорил Роджер. — Я пошел в Палмарисе к Браумину, но…

— Вас двоих он не пустил, — мрачным тоном докончила Пони.

Роджер кивнул.

— Отсюда вас никто не прогонит, — пообещала Пони, осторожно поднимая Дейнси на руки.

До чего же легкой стала эта некогда крепкая, плотно сбитая девушка!

— Идем со мной в трактир, — велела Пони Роджеру.

— Ты сможешь ее вылечить? — спросил он.

В голосе парня зазвучала надежда, лицо преобразилось. Как Пони хотелось сказать ему «да», пообещать, что все будет в порядке. Но она знала: ложная надежда ломает человека сильнее, чем отсутствие всякой надежды. Нет, она не могла солгать Роджеру.

— Я попытаюсь, — пообещала Пони, скрываясь за повозкой.

Роджер подбежал, схватил ее за руку. Казалось, все его существо отчаянно молило о помощи.

— Пойми, Роджер, это розовая чума, — стараясь говорить как можно мягче, сказала Пони. — До сих пор мне ни разу не удалось победить ее. Я не вылечила никого. Все, кому я пыталась помочь, уже мертвы. Но я постараюсь.

Роджер перестал дышать и зашатался. Потом он взял себя в руки и кивнул.

Верная своему обещанию, Пони перенесла Дейнси в комнатку над трактиром, взяла гематит и, собрав всю силу и решимость, пошла в атаку на чуму. Едва ее духовный двойник проник в измученное тело Дейнси, Пони сразу убедилась, что положение крайне тяжелое. Чума успела распространиться по всему телу Дейнси. Все, кому Пони пыталась помочь до сих пор, находились в лучшем положении. Но внутри Дейнси чума представляла собой обширное, плотное и густое зеленое месиво.

Пони сделала одну попытку, затем вторую. Они кончились тем, чем кончались всегда: последние силы тратились на то, чтобы не допустить чуму в собственное тело. Потом наступало полное измождение. И никакой ощутимой помощи Дейнси.

После последней попытки ноги уже не держали Пони. Она привалилась к стене, затем сползла на пол. Роджер несколько раз звал ее, потом не выдержал и сам зашел в комнату.

— Ну как? — без конца спрашивал он. — Ты победила чуму?

Лицо Пони говорило красноречивее слов. Роджер тяжело опустился на пол, стараясь не дать воли слезам.

Пони, собрав последние силы, положила руку ему на плечи.

— Не сдавайся, — твердым голосом произнесла она. — Мы сделаем ей припарки, дадим сиропа. А потом я снова возьмусь за гематит. Обещаю тебе, я это обязательно сделаю.

Роджер пристально взглянул на нее.

— Тебе ее не спасти, — сказал он.

Пони чувствовала, что он прав.

Они собрались на поле перед Сент-Бельфуром. Такую картину можно было видеть возле каждого монастыря Хонсе-Бира. Жертвы чумы умоляли о помощи, которую никто не мог им оказать. Розовой чуме были безразличны крики и стоны ее жертв. Она неумолимо шествовала по всему королевству. Теперь она предъявила свои права на Вангард.

Внутри самого монастыря царило почти такое же отчаяние, как и за его пределами. Пока никто из монахов не заболел. Однако для кроткого брата Делмана и других братьев, которых настоятель Агронгерр воспитывал в духе сострадания и милосердия, было невыносимо наблюдать, как мучаются их ближние. Когда в монастырь начали поступать первые вести о чуме в Вангарде, настоятель Хейни и брат Делман заперлись в кабинете настоятеля, чтобы обсудить, что надлежит делать в сложившихся обстоятельствах. Между ними не было серьезных разногласий, но не было и единодушия. Каждый сомневался и колебался, пытаясь найти ответ на главный вопрос: помогать или не помогать жертвам чумы за стенами монастыря. Они знали предписания церкви — они содержались в книге наставлений каждого монастыря. Однако и Хейни, и Делман не были готовы слепо подчиниться тому, что написано в книгах, и отвернуться от попавших в беду. И потому они спорили, кричали друг на друга, ударяли в отчаянии кулаками по массивному столу Хейни и даже бились о стены головой.

И все же они сделали то, что требовала церковь, — заперли монастырские ворота. Они попытались проявить милосердие к жертвам чумы, уговаривая тех вернуться домой. Потерпев неудачу, братья старались, насколько возможно, делиться с ними провизией и всеми необходимыми вещами. Больные с благодарностью отнеслись к щедрости и милосердию монахов. В Вангарде отношения между народом и монахами отличались от тех, что существовали во многих других местах. Люди прислушались к просьбам настоятеля Хейни. Лагерь больных разделился на две половины, между которыми пролегал достаточно широкий коридор. Это позволяло монахам беспрепятственно выполнять свои ежедневные обязанности — в основном собирать пропитание, которое почти целиком раздавалось затем больным.

Однако при всем понимании и сотрудничестве по обе стороны высоких стен Сент-Бельфура, Хейни и Делман чувствовали себя жалкими узниками, которых чужое страдание и собственная беспомощность обрекли на заточение в монастыре.

Каждый день и каждую ночь они слышали стоны больных.

— Я больше этого не вынесу, — признался как-то утром Делман.

Он только что пришел со стены. За ночь умерли еще несколько человек, в том числе двое детей.

Настоятель Хейни беспомощно поднял руки. У него не было ответов. Он знал лишь, что пока их монастырь оставался наиболее защищенным от чумы местом.

— Я пойду к ним, — заявил брат Делман.

— С какой целью?

Делман пожал плечами.

— Прошу тебя, дай мне один камень души, чтобы я смог попытаться облегчить хоть чьи-то страдания.

— Думаю, ты помнишь древние песни, — ответил настоятель Хейни, но в голосе его не было упрека. — И знаешь, какую позицию занимает церковь.

— Конечно, знаю, — ответил Делман. — Знаю, что у меня гораздо больше шансов заболеть самому, чем по-настоящему кого-то вылечить. Нам предписывается запереть ворота, заткнуть уши и сидеть за стенами монастыря, пока чума не найдет нас и там. А пока этого не случилось — обсуждать вопросы веры и смысла жизни. — Он язвительно усмехнулся. — Нам предписано обсуждать, сколько коленопреклоненных ангелов способны уместиться на каждом нашем ногте во время общих молитв. Есть и другие, столь же существенные вопросы.