Роберт Сальваторе - Проклятие демона

— Брат Делман, — сурово произнес настоятель Хейни, не давая ему войти в раж.

Делман спохватился и кивнул, понимая, что его собрат испытывает не меньшую боль и отчаяние, чем он сам.

Потом они довольно долго стояли лицом к лицу и молчали.

— Я покидаю монастырь, — объявил брат Делман. — Больше не могу равнодушно смотреть на страдания других. Ты дашь мне камень души?

Настоятель Хейни улыбнулся и повернулся в сторону единственного окна его кабинета. С того места, где он стоял, виднелось только небо. Окошко было узким, а кирпичные стены — толстыми. Но даже если бы Хейни и подошел к нему вплотную, то все равно увидел бы лишь деревья да холмы за Сент-Бельфуром. Впрочем, настоятелю и не нужно было видеть горестную картину — она четко запечатлелась у него в сознании.

— Не покидай монастырь, — мягко сказал он.

— Я должен быть с ними, — медленно и решительно качая головой, сказал Делман.

— Тебе больно видеть страдания невинных людей. И мне тоже больно их видеть, — признался Хейни. — Не уходи из монастыря. Я принял решение открыть ворота и впустить всех больных в монастырь.

Делман вздрогнул, пораженный услышанным. Он еще сильнее замотал головой.

— Это м-мой личный в-выбор, — заикаясь пробормотал Делман, совершенно не желавший принуждать кого-либо из собратьев последовать его примеру. — Я совсем не имел в виду…

— Думаешь, я не слышу их криков? — спросил Хейни.

— Но другие братья…

— Они все решат сами, — объяснил Хейни. — Я объявлю им о своем решении и скажу, что те, кто с ним не согласен, не подвергнутся ни малейшему осуждению. Я договорюсь, чтобы этих братьев на корабле доставили на юг, под надежные стены Санта-Мир-Абель. Пусть все, кто пожелает, отправятся туда. Думаю, отец-настоятель Агронгерр примет их с радостью. А с теми, кто останется, мы превратим Сент-Бельфур в дом исцеления. Или хотя бы попытаемся это сделать.

Хейни встал и вышел из-за стола. Делман недоверчиво качал головой, но Хейни был непреклонен. Когда он поравнялся с Делманом, тот радостно и с огромным облегчением обнял его. Смелое решение Хейни дало Холану Делману силы, в которых он так отчаянно нуждался.

— Не надо было тебе приезжать сюда, друг мой, — сказал принц Мидалис, когда Андаканавар неожиданно появился в Пирет Вангарде. — Наши опасения, увы, оправдались, и Вангард охвачен чумой. Возвращайся в Альпинадор, куда чума еще не добралась.

— Это не совсем так, — печально ответил Андаканавар, и Мидалис все понял.

— Мы не знаем, как бороться с чумой, — сказал ему принц. — У нас есть рецепты нескольких снадобий из трав, но, насколько мне известно, они лишь облегчают страдания. Чуму они не излечивают.

— Остается надеяться на зиму, — столь же невесело проговорил рейнджер. — Может, зимняя стужа прогонит чуму из наших земель.

Принц Мидалис, желая поддержать друга, ободряюще кивнул. Однако ему была известна горькая правда о розовой чуме. Он знал, что суровая альпинадорская зима сделает страдания больных еще невыносимей.

Она вновь пошла в атаку на чуму и вновь потерпела поражение. Пони пробовала различные сочетания камней, в том числе многие из тех, что уже применяла, пытаясь помочь другим больным. Все оканчивалось неизменным поражением. Вместе с Роджером они ставили Дейнси припарки, поили ее сиропом, молились. Если это и приносило облегчение, то совсем ненадолго, но чаще их усилия оказывались безрезультатными. Пони едва ли не с первого дня поняла: ей не спасти Дейнси. Более того, на этот раз она обязательно заболеет сама. Каждая новая попытка приближала Пони к опасной черте. Но она не могла, не имела права оставить эти попытки. Каждый раз, видя на лице Роджера молчаливое отчаяние, Пони неизменно собиралась с силами для новой битвы.

В один из вечеров, потерпев очередную неудачу, изможденная Пони оседлала Грейстоуна и поскакала к заветной пещере под старым вязом. Ей было нужно побеседовать с Элбрайном. Возможно, скоро она навсегда придет в его мир. А сейчас ей было необходимо ощутить близость его духа, сердцем почувствовать, что ее Элбрайн — рядом.

К этому времени совсем стемнело, и Пони пришлось зажечь с внешней стороны входа свечу. Ее слабого света хватало, чтобы увидеть в зеркале туманные образы, приходящие из иного мира. Пони уселась на бревно, прикрыла глаза, сосредоточившись на зеркале. Все ее сердце рвалось наружу, горестно призывая Элбрайна.

Ей вдруг стало удивительно спокойно: Элбрайн был здесь, в этой пещере, рядом с ней.

Потом образ Элбрайна потускнел и пропал. Пони встревожилась. Вместо силуэта ее любимого в зеркале возник другой силуэт, который она узнала далеко не сразу.

Наконец она догадалась, соединив изображение в зеркале с одним давним воспоминанием. С другой картиной, виденной ею за много миль отсюда.

Рука Эвелина.

— У ручья ей будет лучше. Там и устраивайтесь на ночлег, — сказал Пони Смотритель.

— Ты посторожишь нас вечером, пока я займусь с Дейнси? — спросила она.

Кентавр хмуро поглядел на Пони.

— Лучше бы ты выспалась, — сердито сказал он. — Целых пять дней, как только выехали из Дундалиса, вы только скачете и скачете. Ты уже загнала Дара. Таким я его раньше никогда не видел.

Пони лишь кивнула. К чему возражать, когда Смотритель прав?

Из пещеры под вязом Пони сразу же вернулась в Дундалис, разбудила Роджера и Дейнси, и после недолгих сборов они втроем покинули город. Пони непрерывно звала Дара, посылая ему свои мысли. Только Дар, удивительный Дар, обладал необходимой силой и выносливостью, чтобы домчать ее и Дейнси до Барбакана и дальше, на гору Аида. Это было последней надеждой на спасение обреченной Дейнси.

Дар почти сразу же откликнулся на ее зов, словно ждал этого момента; словно догадывался, что ему предстоит путешествие в Барбакан. Пони не знала, можно ли сравнивать сообразительность Дара с человеческим разумом. Но она много раз убеждалась, что это качество, как бы оно ни называлось, в чем-то превосходит человеческий разум.

Пони втайне подозревала, что благодаря магической бирюзе Дар некими странными нитями связан с Элбрайном и Эвелином. Возможно, их духи, показавшие ей в Оракуле силуэт руки Эвелина, одновременно сумели что-то передать и коню.

Пони не оставалось ничего иного, как поверить в это. Ради Дейнси. Ради себя. И ради людей.

В ту же ночь они с Дейнси пустились в путь. Конечно же, Роджер хотел ехать вместе с ними. Но Пони спокойным и не допускающим возражений тоном объяснила ему, что Грейстоун, каким бы сильным и выносливым он ни был, не сможет долго бежать вровень с Даром. Через два дня пути к ним неожиданно присоединился Смотритель. Кентавр, удивительно сочетавший в себе силу и выносливость лошади с разумом человека, согласился двигаться впереди, чтобы обследовать дорогу и окрестности. Каждую ночь он отправлялся на разведку, а под утро возвращался и предлагал Пони самую короткую и удобную на этот день дорогу.