Гарри Тёртлдав - Тьма сгущается

А еще он пытался представить, какие распоряжения сейчас отдают ункерлантские офицеры. Те, чьи приказы имели значение, — высокие чины — еще не осознали, что атака захлебнулась. Ункерлантцы были то ли слишком скупы, то ли уж очень ленивы, то ли чересчур невежественны, но так или иначе — войска их не были в достаточной мере обеспечены хрусталиками. Это уже много раз подводило их, и, надеялся солдат, будет подводить дальше.

Поскольку координировать наступление при помощи дальней связи офицеры Свеммеля не могли, им приходилось заранее составлять подробные планы сражений. Если младший командир отступал от назначенного плана, у него начинались неприятности. В данном случае это означало, что ункерлантцы продолжают рваться на восток, даже когда их противники открыли контрнаступление на северном фланге — и наступление это преуспело значительно больше, чем могло бы. Только после полудня бойцы Свеммеля сообразили, что альгарвейское командование бросило в прорыв немалые силы и остановить его надо любой ценой.

Но было поздно. Первые несколько ункерлантских полков, развернувшихся на север, стоптали бегемоты. Силы противника наступали разрозненно, и это позволяло громить их по очереди. Чтобы закрыть прорыв, ункеры бросили даже кавалерию на единорогах.

Кавалеристов Тразоне палил с наслаждением, а единорогов — с наслаждением особенным. На протяжении столетий единорог с окованным хладным железом рогом царил на поле боя, где неукротимый напор единорожьей лавы вселял ужас в сердца пехотинцев. Память об этом сохралилась в сердцах солдат и по сей день, хоть ныне боевые жезлы и делали атаку более опасной для самих кавалеристов, нежели для их противников.

Теперь на поле боя царили бегемоты — уродливые, но способные волочь на крупе не только седоков, но и кольчужную попону и ядромет. Летевшие в несущихся единорогов снаряды рвались, сбивая по три-четыре прекрасных скакуна зараз. Раненые единороги визжали пронзительно, как женщины. Кричали раненые седоки. Тразоне палил упавших с тем же восторгом, что и оставшихся в седлах.

Ункерлантцы были отважны — это Тразоне подмечал не раз с начала войны. Но здесь и сейчас отвага не помогла им. Малочисленный отряд кавалерии не в силах был остановить превосходящие численностью силы пехоты, прикрытые бегемотами. Бойцы Свеммеля отошли в смятении. Тразоне двинулся вслед за ними. Он и его товарищи вновь наступали. В мир вернулся порядок.

Пекка преклонила колено сначала перед Сиунтио, затем перед Ильмариненом, будто ученые принадлежали к числу семи князей Куусамо. Язвительный смешок Ильмаринена подсказал ей, что старик знал первоначальный смысл этого старинного поклона, когда женщина выполняла его перед мужчиной. Сиунтио, конечно, тоже знал, но из вежливости не подал виду.

Ильмаринена же Пекка научилась при необходимости игнорировать.

— Благодарю вас, — промолвила она, — от всего сердца благодарю. Без вашей помощи я вряд ли смогла бы убедить прославленного профессора Хейкки, — в словах ее слышался плохо скрываемый сарказм: даже в области ветеринарного чародейства Хейкки не добилась большой известности, — обеспечить наш эксперимент фондами.

— Выставить дуру дурой — всегда пожалуйста, — отозвался Ильмаринен и закатил глаза. — Но какая же дура!

— Хотел бы я, чтобы наше вмешательство оказалось излишним, — вздохнул Сиунтио. — Останься князь Йоройнен в живых, все необходимое было бы вам предоставлено по мановению руки.

— Мгм, — согласился Ильмаринен. — По мне — просто чудо, что вы вообще в силах проводить опыты в этой занюханной комнатушке.

Раньше, до того как ей удалось повидать роскошные лаборатории княжеского университета в Илихарме, Пекка сочла бы такие слова оскорблением. Тогда ей и в голову не приходило, что городской колледж Каяни — не лучшее место для научной работы. Теперь она начала привыкать к лучшему, хотя магическая атака альгарвейцев и помешала чародеям провести давно задуманный опыт.

— Большую часть работы мы проводим в голове, — усмехнулся Сиунтио, — а голову не снимаем с плеч. Вот тебе преимущество теории над опытом. Лаборатория нам нужна только для того, чтобы подтвердить наши расчеты.

— Или, что чаще бывает, опровергнуть, — добавил Ильмаринен.

Сиунтио снова хохотнул, на сей раз — согласно.

Пекка слишком нервничала, чтобы воспринимать шутки. Как любой чародей-теоретик, она осознавала свои ограничения как экспериментатора и понимала, что собирается зайти за установленные для нее границы.

— Посмотрим, что случится, когда мы используем расходящиеся ряды, — сурово промолвила она и, поклонившись старшим коллегам, добавила: — Вы оба понимаете, что я буду делать — и что будете делать вы, если опыт пойдет не по плану.

— Да, — решительно отозвался Сиунтио.

— Безусловно. — Ильмаринен кивнул. — Единственное, чего мы не знаем, — так это успеем ли спохватиться, прежде чем опыт зайдет слишком далеко. — Он ухмыльнулся, показав желтоватые кривые зубы. — Впрочем, как я и говорил, опыты ставят для того, тобы выяснить, где мы обсчитались…

— Это не единственная причина, — с некоторым упреком заметил Сиунтио.

Пекка вмешалась раньше, чем двое почтенных старцев успели затеять свару.

— Посмотрим, что случится. Займите места, прошу вас. И ни слова больше, если только речь не пойдет о жизни и смерти. Если я отвлекусь, это может плохо кончиться.

Она пожалела, что Лейно работает над своими проектами где-то в бурлящих недрах лабораторного корпуса, а не стоит рядом. В лаборатории ее супруг творил настоящие чудеса. Но теория, стоявшая за этими чудесами, почти не занимала его, а в этом опыте важно было именно теоретическое обоснование. Вот и еще одна забота: если теория неверна и последствия опыта окажутся катастрофическими, она может и Лейно погубить своей неудачей.

Впрочем, об этом она уже не узнает.

— Вы готовы? — спросила Пекка, окинув взглядом Сиунтио с Ильмариненом.

Вопрос прозвучал до странности риторически: чародейка прекрасно знала, что оба ученых готовы, но опыт не начнется, пока они не подтвердят это. Сиунтио ответил таким же ритуальным полупоклоном. Ильмаринен просто кивнул, но всякое подобие насмешки исчезло с его ехидной физиономии. Любопытство снедало его не меньше, чем коллег.

Пекка шагнула к рядам клеток и, выбрав одну, отнесла подопытную крысу на белый лабораторный стол. Прищурившись за стеклами очков, Сиунтио прочел с таблички на клетке кличку и опознавательный номер крысы. Пекка, как того требовали правила, повторила сказанное и записала в журнал, после чего сняла со стеллажа вторую клетку. Повторился тот же ритуал, только кличку и номерок прочитал вслух Ильмаринен. Пекка вновь занесла данные в протокол эксперимента.