Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

Но в этот раз чародей оказался неподвластен ее чарам.

— Собственно говоря, госпожа Пекка, я стоял на голове именно из-за этого клочка бумаги.

Пекка уставилась на него. Чародей был совершенно серьезен. И говорил очень серьезно. Отчего доверия к нему не прибавлялось. Но после того, как он столько времени ломал комедию, у Пекки не оставалось выбора. Она развернула листок и посмотрела. Только потом ей пришло в голову, что, если бы она разорвала листок в мелкие клочки, не читая, и швырнула ошметки ему в физиономию, выражение лица у Ильмаринена было бы совершенно потрясающее. В этом и заключалась разница между двумя чародеями. Ильмаринену эта мысль пришла бы в голову первой и могла бы претвориться в жизнь.

Листок бумаги не оказался чистым, как она ожидала. От края до края его заполняли уравнения теормагии, записанные кривым, широким почерком Ильмаринена. Пекка пробежала по ним взглядом и подняла было глаза на Ильмаринена, но они сами собой вернулись к символам высшего чародейства. Челюсть волшебницы отвалилась. Сжимая листок в одной руке, Пекка провела пальцем по строкам, прослеживая цепочку умозаключений.

Покончив с чтением, она отвесила Ильмаринену земной поклон.

— Магистр Сиунтио был прав, — сдавленно прошептала она. — Он говорил, что если кому и под силу разгадать значение моего опыта, то именно вам, ибо у вас самый оригинальный склад ума из нас всех. И он знал, о чем говорит. Мне бы за тысячу лет подобное в голову не пришло.

Ильмаринен пожал плечами.

— Сиунтио умнее меня. Сиунтио, вообще-то говоря, умнее всех на этом свете. Но он в своем уме. А надо быть чуть-чуть сумасшедшим — мне, по крайней мере, очень помогает. — Он оглядел Пекку, как учитель оглядывает многообещающего студента. — Теперь вы понимаете, почему я стоял на голове?

— Инверсия, — ответила Пекка так завороженно, что Ильмаринен в ладоши захлопал от восторга.

— Именно!

Он едва не заквохтал от восторга, точно курица над яйцами.

— Никогда бы в голову подобное не пришло, — повторила Пекка. — Никогда. Когда я только начала искать связи между законами сродства и подобия, я полагала, что, если и найду соотношение, оно будет прямым. Когда прямой связи не обнаружилась, я решила, что связи нет вовсе — только и этот подход не сработал.

— Если опыт дает результат, а расчет — нет, ошибка в расчете, — промолвил Ильмаринен. — Я говорил вам — всем вам — об этом сотню раз, но никто меня не слушал. Теперь у нас есть формула, которая объясняет, почему ваши клятые желуди так себя ведут и куда деваются.

В листочке, который он подсунул Пекке, об этом ничего не было сказано, во всяком случае, явно. Чародейка снова глянула на ряды уравнений. Ей пришлось перечитать их дважды — даже выводы из формул было неочевидны. Но когда она знала, к чему привел Ильмаринен свои вычисления, достичь результата было не так уж трудно. Она подняла глаза на пожилого чародея:

— Но это невозможно!

— Именно это и случилось.

Голос Ильмаринена был непривычно сух. Миг спустя Пекка сообразила, что это от гнева. Раньше она видела, как он изображает ярость, беснуется и пыжится. Сейчас все выглядело иначе. Ей показалось, что чародей застал ее за неким мерзким и особенно постыдным занятием.

— Думаю, — пробормотала она, — древние кауниане сказали бы то же самое, столкнувшись с заклятьями, которые заставляют двигаться становой караван.

— Если у них была хоть капля ума — не сказали бы, — пробурчал Ильмаринен, но уже обычным своим язвительным тоном. Он ткнул корявым пальцем в листок. — Найдете другое объяснение этому вот эффекту — сколько угодно можете твердить, что мое невозможно. А до тех пор не лучше ли нам поднапрячься и придумать пару опытов, чтобы определить, подвинулись мы умом или нет? — Он покачал головой и поднял палец. — Да нет, подвинулись, конечно. Посмотрим, правы мы или нет.

— О да! — Идеи всплывали в мозгу Пекки, словно пузыри в закипающем котелке. — Если в этом, — она потрясла бумажкой, — нет никакой ошибки, нам предстоит ставить опыты до конца жизни. Двух жизней, может быть.

— Правда ваша, госпожа Пекка. — Ильмаринен вздохнул.

Чародей был стар. У него впереди не оставалось целой жизни, не говоря о двух.

— Простите, магистр, — прошептала Пекка. — Я была бестактна.

— Что? — Ильмаринен уставился на нее, потом рассмеялся. — О нет, я не об этом, глупая девчонка! Я уже давно знаю, что жить мне осталось не то что не вечно, а и не очень-то долго. Нет… мне подумалось, что если там, — он махнул рукой на северо-запад, в направлении Дерлавайского континента, — дела пойдут как шли, нам придется опыты на две жизни вперед провести за какие-то полгода.

Пекка поразмыслила над этим. Потом кивнула не спеша.

— А если не справимся?

— Придется, — ответил Ильмаринен.

Леосфиг прополоскал бритву в чашке с горячей водой, которую выпросил у матери, и принялся дальше подравнивать бороду. Голову ему пришлось запрокинуть так, что он с трудом видел зеркало, примостившееся на комоде.

В комнату, которую Леофсигу приходилось теперь делить с Эалстаном, заглянул Сидрок — должно быть, надеялся застать там младшего брата. Увидав, чем занят старший, Сидрок нехорошо ухмыльнулся.

— Горло только себе не перепили, — посоветовал он как бы всерьез.

Одним гибким движением Леофсиг соскользнул с табурета, враз оказавшись на середине комнаты.

— А вот не надо таких вещей говорить парню с бритвой в руках, — ласково заметил он.

— Ой, — разумно ответил Сидрок и сгинул быстрей, чем заклятый первостатейным чародеем. Впрочем, если бы его действительно заклял волшебник, надоеда не появлялся бы больше. А на это большой надежды не было.

Посмеиваясь про себя, Леофсиг вернулся к зеркалу, чтобы закончить бритье. Потом облачился в свой самолучший кафтан и такой же плащ. Занудливый грамматик сказал бы просто — лучший кафтан, потому что больше двух смен верхней одежды у Леофсига не имелось. До войны дело обстояло иначе, но сейчас его сменные кафтаны были перешиты на Сидрока и дядю Хенгиста.

Сойдет и этот, из темно-синего сукна. У отца был очень похожий и у Эалстана. «Трудно ошибиться, выбрав синее сукно», — сказал Хестан, заказав у портного три кафтана разом. Когда одежду принесли домой, Эалстан тут же заявил, что кафтаны похожи на практическое доказательство закона подобия. Леофсиг усмехнулся, вспомнив старую шутку.

— Покажись-ка, — скомандовала мать, прежде чем юноша успел прошмыгнуть на улицу.

Леофсиг послушно замер. Эльфрида смахнула с его плеча почти невидимую невооруженным глазом пылинку, пригладила только что расчесанные волосы и наконец кивнула.

— Замечательно выглядишь, — проговорила она. — Если твоя девушка не будет сражена наповал, то я уже и не знаю… — Это она повторяла с той самой поры, как Леофсиг начал ухаживать за девушками. Сейчас Эльфрида добавила кое-что еще. — Даже не пробуй задержаться после комендантского часа. Не стоит того.