Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

А потом он и остальные елгаванцы ворвались в сад, распугивая альгарвейцев, словно куропаток. Иные рыжики, обнаружив, что их карта бита, бросали жезлы и поднимали руки вверх. Умирать им хотелось не больше, чем елгаванским солдатам.

Смилшу выругался на бегу.

— У меня заряд иссяк! — со злостью бросил он.

Миг спустя, когда Талсу вдавил палец в спусковую ямку на жезле, ничего не случилось. Как и Смилшу, он израсходовал запас магической энергии, покуда добирался до цели. Теперь, когда оружие требовалось ему более всего, оно стало бесполезно.

— Где этот клятый лозоходец? — крикнул он. — Пускай помогает! Мы еще не всех пленных в тыл отправили, нет?

— Нет, — отозвался Варту из-за его спины. — Еще несколько осталось. — Он исторг из себя яростный рев, неплохо подражая интонациям покойного и неоплаканного (по крайней мере, Талсу) полковника Дзирнаву: — Распять их! Привязать! Пускай от них хоть настолько проку будет, от рыжиков вонючих!

Некоторые из альгарвейских пленников понимали язык Елгавы — то ли оттого, что были родом с границы, то ли оттого, что в школе изучали классический каунианский, не столь далеко отстоявший от современного наречия. Не обращая внимания на их испуганные протестующие вопли, елгаванцы повалили нескольких пленников наземь и привязали их руки и ноги к деревьям и вбитым в землю кольям.

— Если бы в ваших жезлах заряд кончился, вы бы поступили так же, — не без сочувствия проговорил светловолосый солдат, затягивая узлы. — И сами это знаете.

— Да где этот колдун?! — снова заорал Талсу.

Подошел лозоходец, все так же похожий на неубранную койку, и, глядя на распятых на земле пленников, кивнул. Перворазрядным чародеем он не был, но этого и не требовалось, чтобы свершить ту волшбу, которую задумали елгаванские солдаты.

— Сложите на них разряженные жезлы, — скомандовал он, и Талсу вместе с остальными лишившимися оружия повиновался. Лозоходец снял с пояса нож и склонился над ближайшим пленником. Ухватив альгарвейца за длинные медно-рыжие усы, он запрокинул пленнику голову и перерезал глотку, точно свинье. Плеснула кровь. Чародей завел заклинание на классическом каунианском. Когда он закончил, а принесенный в жертву солдат перестал подергиваться, елгаванцы поспешно разобрали наваленные на грудь мертвеца жезлы.

Жезл Талсу лежал на груди второго пленника. Лозоходец и того принес в жертву. Полевая грубая волшба попусту растрачивала большую часть жизненной силы пленников, но Талсу это не волновало — лишь бы жезл достаточно напитался магической энергией, чтобы палить снова. Едва успел чародей кивнуть, как солдаты расхватали оружие и поспешили вперед, где кипел бой. Жезл Талсу палил, как и прежде.

Очень скоро елгаванские клещи выдавили альгарвейцев из сада. Но, когда победа уже была предрешена, из рядов наступающих с фронта донесся крик:

— Полковник убит! Вонючие рыжики сожгли полковника Адому!

— Силы горние! — простонал Талсу. — И какого родовитого олуха нам теперь повесят на шею?

Он еще не знал — не мог узнать пока. Но очень боялся выяснить.

Бривибас сурово глянул на Ванаи. Он бросал на нее суровые взгляды уже третью неделю.

— Я должен повторить тебе, внучка, что ты вела себя слишком фривольно — недопустимо фривольно! — с тем мальчишкой-варваром, которого встретила в лесу.

Ванаи закатила глаза. Бривибас приучил ее к должной покорности, но его нытье уже начинало действовать ей на нервы. Нет, оно уже действовало ей на нервы вовсю и давно.

— Дедушка, мы всего лишь обменялись грибами. Вполне вежливо, да. Не вы ли сами учили меня обходиться вежливо с каждым встречным?

— Остался бы он вежлив с тобою, если б я не наткнулся на вас вовремя? — поинтересовался Бривибас ехидно.

— Думаю, да. — Ванаи вскинула голову. — Мне он показался весьма воспитанным юношей — более воспитанным, чем иные мальчишки-кауниане в нашем Ойнгестуне.

Это, как она и надеялась, отвлекло деда.

— Что? — воскликнул он, широко раскрыв глаза. — Что они с тобой сделали? Что они пытались с тобой сделать?!

Дед был в ярости. Может, он вспомнил, чего сам добивался от девчонок, прежде чем познакомился с бабушкой Ванаи? Или не может? Трудно представить. Еще трудней было представить, что он с бабушкой что-то… такое… делал.

— Они пытались сделать больше, чем делал Эалстан, — ответила она. — Меньше они пытаться не могли, потому что он вообще ничего не сделал. Много рассказывал о брате, который попал в плен к альгарвейцам.

— Я посочувствую даже фортвежцу, попавшему в альгарвейские руки, — провозгласил Бривибас. Судя по его тону, каунианам, попавшим в альгарвейские руки, он сочувствовал куда больше. Однако старик вновь отвлекся, в этот раз — на исторические параллели. — Альгарвейцы всегда жестоко относились к пленникам. Вспомни, как под начальством вождя Зилианте они жестоким образом взяли и разграбили город Адутишкис! — По его словам можно было решить, что взятие Адутишкиса случилось на прошедшей неделе, а не в закатные дни Каунианской империи.

— Ну вот! — Ванаи снова вскинула голову. — Видите, вам вовсе не следует беспокоиться из-за Эалстана.

Вот чего говорить не следовало, но это девушка поняла, только когда слова уже слетели с губ. И действительно, Бривибас нашел к чему придраться:

— Я бы волновался куда меньше, если бы ты забыла имя этого юного варвара!

Если бы дед перестал надоедать ей, девушка, наверное, забыла бы имя фортвежца на следующий же день. А так он казался ей все более привлекательным с каждым грубым словом, которое дед отпускал в его адрес. Если с Бривибасом во времена давно прошедшей юности и случалось нечто подобное, то за прошедшие годы все давно вылетело из памяти.

— Он был очень мил, — только и ответила Ванаи.

«Даже симпатичен — на кряжистый, смуглый фортвежский манер», — промелькнуло у нее в голове. Но, совершив одну ошибку, она не решилась усугубить ее, высказав еще одну мысль вслух.

Дед, впрочем, и не нуждался в этом, чтобы продолжить нытье. В конце концов Ванаи надоело его слушать, и она вышла прогуляться во внутренний дворик. Но и там ей не удалось задержаться. Во-первых, под стылым ветром ее тут же пробрал озноб. Солнце едва проглядывало из-за серых холодных туч. Цветы, украшавшие двор весной и летом, увяли, и дворик казался убежищем куда менее уютным, чем думалось Ванаи поначалу. Струя фонтанчика посреди двора падала в алебастровую вазу — настоящую древность имперских времен. Но и это зрелище не успокоило ее сердца. Ванаи поджала губу. Жить с дедом — все равно что жить с ископаемой вазой. В лишних напоминаниях она не нуждалась.

Уж скорей она прошлась бы по улицам Ойнгестуна. Но в последние недели, когда деревню взялись обходить дозором альгарвейские солдаты, она старалась пореже выходить из дому. Захватчики совершили не так много преступлений: куда меньше, правду сказать, чем она ожидала, когда город только попал в их руки. Но могли совершить. Для фортвежца Ванаи могла найти доброе слово, но для рыжика? В отношении альгарвейцев она с Бривибасом была полностью согласна. Почему нет? Собственно, а как она могла разойтись с ним во мнениях? Бривибас научил ее всему. Но эта мысль не приходила ей в голову — не более, чем рыбу тревожит окружающая ее вода.