Джон Толкин - Хранители

Тем временем вечерние тени сгустились, и Фродо сковала необоримая усталость. Еще на раннем закате перед глазами его задернулась темная пелена; теперь лица друзей были почти не видны. Впивалась боль и рассылала холод. Покачнувшись, он припал к плечу Сэма.

– Хозяин мой ранен, ему плохо, – сердито сказал Сэм. – Он ехать не сможет, если не отдохнет.

Всеславур подхватил падающего Фродо, принял его на руки и тревожно глянул ему в лицо.

Бродяжник коротко рассказал об атаке на вершине Заверти, о смертоносном кинжале. Рукоять он сберег, а сейчас вынул и протянул эльфу. Тот брезгливо взял ее в руки, но рассмотрел очень внимательно.

– На этой рукояти начертаны лиходейские письмена, – сказал он, – хоть вам они и не видны. Спрячь ее, Арагорн, у Элронда пригодится. Только спрячь подальше и не трогай. Нет, такую рану я не сумею залечить. Может быть, правда, смягчу боль... Но отдыхать нам сейчас никак нельзя.

Чуткими пальцами прощупал он плечо Фродо, и лицо его потемнело. А Фродо вдруг почувствовал, что цепкий холод словно бы приравнял когти, рука немного согрелась, и боль приутихла. Сумеречная завеса проредилась, будто стаяло тяжелое облако. Фродо снова увидел друзей, и ему прибыло сил и надежды.

– Поедешь на моем коне, – сказал Всеславур. – Стремена я подтяну, а ты держись крепче. Впрочем, не бойся, если и упадешь: конь мой тебя не оставит. Скачет он ровно, легко и от опасности унесет – даже черные вражеские скакуны ему не соперники.

– Не поеду! – решительно объявил Фродо. – Я, значит, спрячусь у эльфов и брошу друзей в опасности? Да ни за что!

– Без тебя им ничего не грозит, – улыбнулся Всеславур, – погоня за тобой, а не за ними. Ты и твоя ноша – вот главная опасность для твоих друзей.

Это было в самом деле так, и Фродо согласился сесть на белого коня. Зато мешки навьючили на пони и пошли быстрее, – да разве за эльфом угонишься! Он вел их вперед; сначала сквозь тусклый вечерний сумрак, потом – сквозь ненастную ночную тьму: ни звезд, ни луны не было. Остановился Всеславур под утро; Пин, Мерри и Сэм еле на ногах держались; Бродяжник и тот как-то сгорбился; Фродо приник к холке коня: его сморил тяжкий сон.

Они сошли с Тракта в поросль вереска, упали наземь и мгновенно заснули. Однако почти тут же – так им показалось – Всеславур, несший стражу, разбудил их. Утреннее солнце светило в глаза; мутная мгла растаяла.

– Ну-ка, выпейте! – сказал Всеславур, наливая в кружку что-то из своей серебряной фляги.

Они выпили, один за другим, – вода и вода, не теплая и не холодная, без всякого вкуса; но она разливала по телу силу и вселяла бодрость. Съеденные после нее сушеные яблоки и черствый хлеб (больше ничего не осталось) утолили голод лучше, чем самый обильный завтрак в Хоббитании.

Проспали они меньше пяти часов, а потом снова шли, шли и шли по бесконечной ленте древнего Тракта, – только два раза позволил им отдохнуть Всеславур. К вечеру они одолели около 20 лиг. Дорога сворачивала направо, в низину, к Бруиненским бродам. Хоббиты прислушивались и присматривались – никого; но Всеславур все чаще поглядывал назад и все больше тревожился. Один или два раза он заговаривал с Бродяжником на эльфийском языке.

Провожатые провожатыми, а хоббиты нынче свое прошли. Они спотыкались и пошатывались, мечтая только об одном – дать отдохнуть ногам. Боль терзала Фродо вдвое против вчерашнего, и даже днем все виделось ему призрачно-серым, словно мир выцвел и странно опустел. Теперь уж он нетерпеливо ждал ночи как избавления от тусклой пустоты.

На следующее утро, в предрассветный час, хоббиты уже снова брели по дороге – невыспавшиеся, усталые, хмурые. А Переправа была еще далеко, и они, чуть не падая, каким-то чудом поспевали за провожатыми.

– Идем навстречу главной опасности, – сказал Всеславур, – чует мое сердце, что погоня скачет по пятам, а у Переправы нас ждет засада.

Дорога спускалась под гору меж травянистыми склонами, и хоббиты шли по мягкой траве, чтобы отдохнули ступни. К вечеру с обеих сторон вдруг надвинулся густой сосняк, а потом дорога втиснулась в ущелье, между сырыми отвесными утесами из бурого гранита. Эхо преследовало путников стуком несчетных копыт и несметных шагов. Внезапно дорога вырвалась на простор из теснины: перед ними лежал пологий спуск к Броду, а на том берегу вилась вверх тропа и громоздились горы, заслоняя бесцветное небо.

Из ущелья выкатилось оставленное ими эхо – шарканье подошв, стук копыт, – и вздрогнули нижние ветки сосен. Всеславур обернулся, прислушался– и вдруг стремительно ринулся к спутникам.

– Скачи! – крикнул он Фродо. – Скачи! Враги рядом!

Белый конь метнулся вперед; хоббиты побежали вниз по склону, Всеславур и Бродяжник – за ними. А сзади раскатом гулкого эха грянули копыта, из ущелья вынесся Черный Всадник и придержал коня, покачиваясь в седле. Еще один, еще один и еще двое.

– Вперед! Скачи! – снова крикнул Всеславур.

Но Фродо отпустил поводья: странная вялость одолевала его. Конь перешел на шаг, и он обернулся. Всадники стояли на гребне холма грозными черными статуями; за ними клубился серый туман. Вдруг в хоббите проснулся страх и гнев. Рука его оставила уздечку, и он обнажил меч, сверкнувший на солнце розоватым блеском.

– Скачи! Да скачи же! – крикнул Всеславур и приказал коню по-эльфийски: – Норо лим, норо лим, Асфалот!

Белый конь прянул вперед и быстрее ветра помчался по дороге. В тот же миг рванулись с холма и черные кони, – Фродо услышал леденящий вой, тот самый, что недавно разносился по Южному Уделу Хоббитании. Ответный вой не замедлил, а из-за скал и деревьев показались еще четыре Всадника: двое поскакали к Фродо, двое других – наперерез, к Переправе.

Фродо еще раз оглянулся – друзей уже не было видно. Всадники немного отстали: даже их черные скакуны не могли тягаться с белым конем Всеславура. Но потом он глянул вперед и потерял всякую надежду. Ему не успеть к Переправе – те двое его перехватят. Видел он их теперь совершенно отчетливо: ни капюшонов, ни плащей – латы и саваны. Мечи мерцали в костяных руках; глаза сверкали из-под надвинутых шлемов; свирепый вой не умолкал.

Ужас сковал Фродо. Он с трудом удерживал в руке меч и не смел крикнуть, не мог пошевелиться. Зажмурившись, он прижался к лошадиному загривку. Ветер свистал в его ушах, а серебряные бубенцы бренчали глухо и странно. Его заново пронзил мертвенный холод; но эльфийский конь вздыбился и промчался к реке перед самым носом у передового Всадника.

Всплеснулась вода, пена закипела у ног Фродо, его обдало брызгами, потом словно приподняло, и он приоткрыл глаза. Конь взбирался по каменистой тропе, Брод был позади.

Но погоня не отстала. Одолев крутой склон, конь Фродо остановился, повернулся к реке и неистово заржал. На том берегу у самой воды черным строем стояли все девять Всадников, и Фродо сковало отчаяние. Переправятся они мгновенно, как и он, а до Раздола еще скакать и скакать – его нагонят, он не уйдет. И ужасающе внятен стал безмолвный приказ: ни с места. Противиться не было никаких сил.