Марина Ефиминюк - Второй шанс

Пашка уставился на меня округлившимися глазами, его губы сложились в кривую горестную линию. Застонав, приятель поставил локти на колени и спрятал лицо в ладонях.

Я неловко кашлянула и, поднявшись, прошлась по коридору.

— И последняя версия. — Продолжал доктор, выдавая варианты один глупее другого. — Саша могла попытаться покончить с собой и спрыгнуть откуда-нибудь или броситься под машину. В этом случае, ей сильно повезло.

Мама сдавлено всхлипнула после его слов.

Лично у меня, проснувшейся с утра здоровой, не скажу счастливой, появилось единственное объяснение: злая фея (или кто он там?) Филипп Вестич по какой-то непонятной мне причине решил, что ему мало просто развлечься. Похоже, он хотел избавить мир от моего существования и наслал порчу, а может что-то еще магическое и без сомнения смертельное. Страшная догадка заставила волосы шевелиться на затылке, а ноющее сердце пропустить удар, чтобы неожиданно забиться ровно и холодно.

Дверь отворилась, в коридор, неловко поглядывая на меня, вышла мамаша, за ней появился и папа, быстро пожавший руку хирургу. Они встали напротив меня, и Пашка, вскочив со стула, бросился к нам, словно его подгоняли сковородкой. Все трое мы сконфуженно молчали, не в силах подобрать слова, и мои щеки заливал виноватый румянец.

— Доктор хочет положить тебя в отделение. — Наконец, вымолвил отец, глядя куда-то поверх моей рыжей макушки.

— Не надо. — В голосе прозвучала жалобная просьба. — Давайте лучше домой. У меня почти ничего не болит. Я просто, — запнувшись, я уставилась на разноцветные пластиковые квадраты на полу, — испугалась, когда синяки заметила.

— Хорошо. — Отец обнял маму, сохранявшую непроницаемое выражение на лице с тоскливыми глазами бездомной собаки. — Паша, — обратился он к приятелю, — ты проводишь ее?

— Конечно! — Пашка горячо закивал, уже хватая меня за локоть, словно в сию же минуту собираясь потащить в метро. Похоже, он прочувствовал, что сейчас легко наберет очки у моих строгих на первый взгляд родителей.

Отец постоял еще секунду, собираясь с мыслями, а потом подтолкнул маму по направлению к выходу. Та, похожая на сомнамбулу, сделала нетвердый шаг.

— Мама, — остановила ее я, она оглянулась, — честное слово меня не избивали, и я не кидалась под машину.

— Да. — Отозвалась она рассеянно, и уже торопилась за удалявшимся отцом.

— Похоже, мне не поверили. — Расстроено пробормотала я себе под нос, пряча трясущиеся руки в карманы джинсов.

Пашка подхватил мой рюкзак и, покровительственно обняв за талию, повел к выходу из пахнущего хлоркой больничного корпуса.

Когда мы, не вымолив за всю дорогу ни слова, добрались до подъезда, то уже смеркалось, и город зажег огни. Суетливые прохожие торопились забежать в магазины, усталые служащие хмуро спешили по домам. На дорогах выстроились вереницы разноцветный блестящих автомобилей, ослеплявших друг друга включенными фарами. Машина родителей уже занимала свое место на стоянке, но в кухонном окне, прикрытом тюлевой занавеской, не горело света.

Пашка передал мне рюкзак, в его лице читалось ожидание.

— Зайдешь? — Я кивнула в сторону подъезда.

Тот задумчиво покачал головой, потом, покопавшись в кармане пальто, достал пачку с сигаретами и прикурил, спрятав огонек в домике ладоней.

— Я тебя завтра встречу после института. — Произнес он, выдохнув облачко сизого дома, тоном, не терпящим возражений.

— А как же твоя работа? — Усомнилась я.

— Ничего. Разберусь. — Буркнул он. — Я думаю, что будет лучше, если стану приглядывать за тобой.

— Паш. — Резко оборвала его я. — Ты перегибаешь палку. Мне не нужна нянька! Позволь, мне самой решать. Хорошо?

Мы буравили друг друга недовольными взглядами и, сдавшись, я опустила голову.

— Все совсем не так, как выглядит со стороны.

— А как выглядит со стороны? — Набросился он на меня.

— Ты говоришь со мной таким тоном, на какой не имеешь права. — Огрызнулась я и, уже уходя, великодушно позволила: — Позвонишь завтра, договоримся. Если будет нужно, я дождусь тебя в институтской библиотеке.

Его облегченный вздох заставил меня поежиться.

В квартире стояла неживая тишина, родители сидели на кухне, позабыв включить свет. На столе лежали черные снимки моих белых ребер с тонкими полосками трещинок. Мама лихорадочно курила, сбрасывая пепел мимо тарелочки на белую льняную скатерть, уголек вспыхивал и затухал в потемках. Папа, скукожившись на стуле, скрестил руки на груди и хмуро буравил точку в магнитике на холодильнике.

Когда я щелкнула выключателем, и вспыхнула люстра, еще мамашин свадебный подарок, залив комнату желтоватым светом, родители даже не поморщились, словно находясь в прострации.

— Меня не избивали, и я не пыталась покончить с собой. — Просто и без долгих предысторий поведала я, стараясь, говорить твердо и уверенно.

— Тогда соври, что оступилась случайно и скатилась с лестницы. — Посоветовал отец.

— Я скатилась с лестницы. — Кивнула я, соглашаясь, и потом развела руками: — Раз мы все выяснили, пожалуй, пойду. Мне реферат завтра сдавать.

— Шурочка, — остановила меня мама, и я оглянулась. На ее лице отражалось отчаянье от собственного бессилия, — мы понимаем с папой, что ты очень долго держалась после аварии, а мы, наверное, не смогли найти правильного способа, чтобы помочь тебе. — Она запнулась и, затянувшись сигаретой, закашлялась. — Если у тебя что-то происходит в жизни…

— Мам, да все нормально. — Грубые слова буквально прогрохотали, только добавляя неловкости. — Мне нечего рассказывать.

Я убралась в спальню, оставив расстроенных родителей в прокуренной печальной кухне, уселась за компьютер и написала в Интернет дневнике мысль, не оставлявшую меня даже на короткое мгновение: «Сегодня, почти через полгода после автомобильной катастрофы, наступил первый день, когда я начала умирать».

В эту ночь мне впервые приснился кошмар. Словно на видеозаписи в памяти всплыла каждая бесконечная секунда, предшествующая катастрофе. Мои друзья выглядели живыми, невообразимо красивыми, юными. Снова раздался глубокий голос Димки, сидевшего рядом со мной на пассажирском сиденье:

— Саша, не гони. Мы сейчас взлетим. — Он недовольно глянул на меня из-за стеклышек очков в модной широкой оправе из черного пластика. На его высокий лоб падала криво состриженная челка, на голове топорщился смешной драконий хохолок. Над губой темнела по-девичьи нежная родинка. Мне казалось, что в ней сосредоточилась большая и, несомненная, лучшая часть моего мира.

— Прибавь газу! — В противовес ему заорала Ленка и высунулась между нашими сиденьями. Ее улыбчивое лицо с чернявыми глазами и длинным носом показалось в зеркальце заднего вида. Подруга деловито подкрасила губы блестящей помадой, чтобы в следующее мгновение развернуться и громко чмокнуть Никиту, сидевшего рядом с ней, в лоб. Через оглушительно орущий из динамиков «Реквием» Моцарта раздался взрыв хохота. Стрелка спидометра наклонялась в красном сектору, и мне казалось, что руль послушно лежит в руке. За окном смешались бесконечные огни ночного города, дома смазались в единую неприступную стену.