Марина Ефиминюк - Второй шанс

На следующий день страх отступил, и налетели чувства гораздо сложнее и противоречивее. Жалобная обида на Филиппа за его буквальное насилие надо мной терзала и мучила. Но холодный рассудок повторял, как заевшая граммофонная пластинка, что от него, чертовой злой феи, причинявшей мне одни страдания и вред, стоит держаться подальше. Как можно дальше. И мне не хотелось признаваться самой себе, что мои резкие, угловатые движения, пока я одевалась и умывалась, пропитаны истерикой.

От ливня, сбивавшего желтые листья под колеса автомобилей, на улице даже утром царили грязные сумерки. Налетал холодный ветер, желая растрепать косу, он бросал в лицо пригоршни острых дождевых капель и выворачивал наизнанку зонт. Всю дорогу в метро Катя весело щебетала, как всегда румяная и жизнерадостная. Похоже, даже паршивая погода была не в состоянии испортить ее хорошее настроение. Когда мы шли по аллее, заваленной опавшей листвой, от станции подземки к зданию факультета, то у меня, как у последней трусишки, дрожали руки. Зонт пришлось положить на плечо, чтобы подруга не заметила моего взвинченного состояния. Но, когда на автомобильной стоянке, не оказалось знакомых спортивных купе, то я облегченно перевела дыхание.

В большом холле с широкой лестницей мельтешили студенты, стоял непрекращающийся ни на минуту привычный гомон. На стене как раз напротив входа с хмурым охранником у дверей, проверявшим студенческие билеты, висели портреты известных философов, и через бежевую краску проглядывался символ перекрещенных серпа и молота. Говорили, что его закрашивали каждое лето, но красные знаки, будто заколдованные все равно проявлялись.

Попрощавшись с Катей, спешившей на первую пару, я поднялась на лифте, направляясь в деканат. К счастью, в приемной не оказалось девушкицербера, ее компьютер спал темным одиноким экраном, а стол радовал чистотой. Я постучалась в кабинет и, не дождавшись разрешения, заглянула, с изумлением обнаружив за столом преподавателя по латыни, имени которого так и не запомнила. Похоже, именно он являлся главным начальником на факультете.

Мужчина с неудовольствием оторвался от изучения какихто бумаг, а, завидев меня, и вовсе кисло сморщился, констатировав, как самый печальный за весь сегодняшний день факт:

— Александра Антонова.

— Здрасьте. — Я топталась на пороге и мяла лямки рюкзака. — Можно?

— Надолго? — Он снял очки и потер переносицу. — За три предложения уложишься? По латыни.

Я кивнула и выпалила, путая латинские и английские слова, отчего получилась неудобоваримая смесь:

— Я решила уйти с факультета и хочу забрать документы. Что мне нужно для этого сделать?

— Чего ты сказала? — Вытаращился преподаватель.

— Я поняла, что философия не мое. — Потерпев полное фиаско в объяснениях, повторила я уже порусски.

— Так. — Он скривился и ткнул пальцем на стул напротив себя. — Садись.

Нерешительно я прошла и присела на краешек, примостив рюкзак на полу в ногах.

— Ты зачем сюда поступала? — Задал он очередной вопрос.

— Думала, что философия поможет мне разобраться в себе, но сейчас поняла — мне поможет только хороший психиатр. В моем доме как раз живут двое, поэтому…

— Ты поняла, это за четыре недели учебы? — Уточнил декан, отчегото краснея. На его лысине блеснули капельки пота, и мужчина быстро обтер голову мятым носовым платком.

— Да. — Каялась я, как на исповеди. — Хуже всего логика. Никогда еще не встречала более алогичного предмета. К тому же нас еще не успели чемуто научить, а уже заставили сдать десяток контрольных. Ну, — пришлось признаться, — или не сдать.

— Так. — Глубокомысленно выдавил он и снова замолчал, поэтому пришлось продолжить, чтобы заполнить возникшую неловкую паузу:

— Я знаю, что нужно написать заявление и получить справку. Я сама все сделаю в ректорате, просто будет нужна ваша виза, иначе документы не отдадут…

— Ты понимаешь, что, поступив сюда, ты заняла место того, кто действительно хотел изучать предмет? Ты сейчас уходишь, а тот замечательный студент оставил свою мечту и учится на какогонибудь инженера, — в голосе декана прозвучало презрение. — Ты разрушила своими руками чьито устремления.

— Это все философия. — Усмехнулась я. — Я не намерена думать за других, и серьезно хочу уйти.

— Родители знают? — Тон поменялся из нравоучительного в деловой.

— Да.

— Что говорят?

— Это мои решения. Я достаточно взрослая, чтобы принимать их.

— Ты так считаешь?

— Я читала свою жизнь в диссертации родителей, на шестистах листах они проанализировали все мои поступки от младенчества до юности. Когда такое видишь, быстро взрослеешь.

— Я не поставлю тебе визу. — Спокойно заявил декан и довольно откинулся на скрипнувшую спинку кресла на колесиках.

— Как? — Вытаращилась я, открыв рот.

— Ты третий человек на моей памяти, кто лучше меня говорит по латыни.

Вспоминая Заккери Вестича, изучавшего старинный томик на мертвом языке всех докторов и философов, становилось понятно каких именно оставшихся двух студентов имеет ввиду декан.

— И в тебе философии больше, чем в любом из находящихся на твоем курсе студентов. — Продолжил он.

— Почему вы так решили?

— Ну, ты же веришь во второй шанс. — Усмехнулся мужчина, обратно нацепляя очки, и хитро глянув изза стеклышек. — Я видел надпись у тебя на руке. Александра, дай себе время все обдумать, не руби с плеча. Если станет совсем не интересно, то заберешь документы после окончания первого семестра.

Тут я не нашлась, что ответить. Похоже, преподаватель, в отличие от меня, очень верил во второй шанс и продавливал его политику.

— Договорились? — Он изобразил на лице дипломатичную улыбку. — И постарайся опаздывать на первое занятее хотя бы на десять, а не на сорок минут.

— А? Хорошо. — Смутилась я, поднимаясь.

Аудиенция закончилась. Выйдя в коридор, наполненный людьми, я недоуменно повертела головой. Похоже, самым странным образом меня только что обхитрили. Новый институт, как и новый мир, наполненный страхом, угрозами и крайне опасными красивыми молодыми людьми, затянув в свои сети, не хотел меня отпускать.

Я быстро набрала на мобильном телефоне папин номер и нажала на кнопку лифта, вызывая его.

— Привет, Саша. — Резко ответил отец, похоже, расстроенный гораздо сильнее, чем пытался показать.

— Твоя взяла, я не ухожу из института.

— Ты испугалась, что станешь уборщицей?

— Нет. — Огрызнулась я. — Декан предложил попробовать еще раз. Не смогла устоять.

В этот момент разъехались двери лифта, и перед моим взором предстали и Филипп, и Заккери, теснившиеся в кабине с другими студентами. Красивое лицо блондина с забранными под ободок длинными волосами рассекали три яркие чуть воспалившиеся царапины. От ужаса у меня пропал голос, палец сам нажал на кнопку отключения вызова, но, даже входя в кабину, удалось сохранить непроницаемое выражение. Филипп потеснился, освобождая место и стараясь не соприкасаться с рукавом моей куртки. Я стояла, шелохнувшись, словно каменная статуя, а сердце бешено колотилось, желая проломить и без того треснутые ребра. Рука сжимала в кармане круглый медальон с острыми кромками, впивавшимися в кожу.