Светлана Багдерина - Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены

Еще минута – и она доложила, что пошла веревка, а с ней – кошка и подвесная люлька – хитроумная конструкция из ремней и веревок, в которой пленники должны были в целости и невредимости достичь библиотеки.

Спустя еще несколько минут веревка остановилась.

Не говоря больше ни слова, Граненыч стал быстро наматывать ее вокруг колонны.

Елена, нервно прикусив губу и сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, до рези в глазах вглядывалась в темное окно напротив.

Какой нелепый, какой ненадежный план – почти каждый его шаг висел на каком-нибудь «если», «вдруг» или «наверное», но это все, что они смогли придумать и подготовить за несколько дней. Если кто-нибудь еще восемь дней назад сказал бы ей, что она в компании истопника Митрохи и неизвестного науке домашнего духа – некоего библиотечного – будет спасать жизнь родителям своего мужа и юной боярышне от злобного колдуна, захватившего власть, она бы не рассмеялась тому в лицо исключительно из-за хорошего воспитания…

Ну почему на ее месте должна была оказаться именно она?!.. Ведь если бы здесь

сейчас была бы бедовая супруга Иона Серафима, то уж она-то изобрела бы что-нибудь

такое невероятное, сногсшибательное, что никому другому и в голову бы не пришло! Но где она теперь – кто его знает… Может, ей сейчас еще хуже, чем им всем,

вместе взятым…Хотя вряд ли Серафиме сейчас могло быть хуже чем ей, Елене. Ведь если что-нибудь пойдет не так – оборвется веревка, застрянет люлька, лопнут ремни, развяжется какой-нибудь узел, увидит враг – даже не задумываясь, она могла привести с десяток причин, по которым их план мог рухнуть и погубить всех

– то виновата в этом будет только она.

Она царица.

Она решила.

Ей отвечать.

Из облака переживаний и дурных предчувствий ее вывел восторженный шепот Дионисия:

– Веревка натянулась!.. Кто-то сел в люльку!.. Кто-то скользит!.. У нас получилось! Получилось!..

– Кто? Кто спускается первый?

– Кто там в авангарде?

– То есть, в люльке?..

– То есть, впереди!

– Непонятно… – библиотечный, натужно прищурившись, попытался разобрать хотя бы намек на то, кто будет их первым спасенным. – Но, по-моему, это не царь… И

человек, насколько я могу разобрать в такую тьму, стройнее, чем царица Ефросинья…

– Это Серафима Конева-Тыгыдычная! – радостно всплеснула руками Елена. – Но как

это благородно со стороны царя и царицы… Они пустили ее первой – вдруг второго рейса не будет…

– Да что это ты говоришь, твое величество! – сердито прицыкнул на нее Граненыч.

– Куда он денется-то? Если в первый раз получилось, то дальше пойдет как по маслу!..

– Сглазил!!! – прижал вдруг ручку к сердцу хозяин библиотеки. – Люлька остановилась!..

– Что случилось? – кинулась к окну Елена.

– Не видно… Ничего не разгляжу… Но, вроде, все в порядке… – библиотечный изгибался и извивался, как кобра в танце, стараясь углядеть, что там вдруг произошло, но не успел. Немного повисев, покачиваясь на осеннем ветру, как

забытая на ветке груша, люлька снова пришла в движение и медленно поползла к ним.

– Устала, наверное, ваша дивчина с непривычки-то, – сочувственно предположил истопник, и снова подхватил с полки книжку, чтобы чем-нибудь занять дрожащие

теперь уже от волнения руки. – Чай, боярская дочка-то, не прачки какой. А сейчас отдохнула и дальше веревку-то перебирает. Не волнуйся, царица. И минуты не пройдет, как она здесь будет.

Ровно через пять минут люлька, рывками передвигаясь по провисшей, но крепко держащейся веревке, замерла у их окна.

– Серафима, девочка моя бедная, хорошая наша, милая, – бросилась к прибывшей счастливая царица. Уже не сдерживая слез радости, она крепко обняла ее, прижала к сердцу и горячо поцеловала в лоб.

– ХА! ХА! ХА! ХА! ХА!

Перекрывая дребезжащий деревянный смех, сухо щелкнули пальцы, и темнота в библиотеке вспыхнула голубым светом.

Граненыч и Дионисий отпрянули.

Елена с перекошенным от отвращения и ужаса лицом, как будто только что поцеловала плод любви слизня и паука, силилась и не могла вырваться из объятий Чернослова.

…Чернослов капнул несколько капель своего заморочного зелья на стол, с удовлетворением понаблюдал, как задымилось дорогое дерево, и усмехнулся.

Всё удается. Всё предсказуемо, скучно и однообразно, но всё удается, и это не

отбросишь просто так. Восемь дней подряд, с той самой минуты, как он заклинанием вышиб двери дворцовой трапезной, удача днюет и ночует с ним. И даже теперь, не успел он мысленно пожаловаться на заедающую рутину, как заявляется это мычащее толстомордое ничтожество, ставшее после своих идиотских злоключений посмешищем всей Черной Сотни – и преподносит ему такой подарок, такое развлечение…

Вот уж не ожидал от него.

Колдун покривил уголки губ в усмешке и довольно прищурился.

Ну, наконец-то что-то интересное.

Хотя пьяницу-служку, спятившего домового и неизвестного происхождения бабу, которую тупой Букаха почему-то принял за царицу Елену, ни при каких обстоятельствах нельзя было назвать противниками, достойными его, но это все же лучше, чем ничего.

И уж, во всяком случае, неплохой предлог, чтобы оторваться от необходимой, но нудной и кропотливой работы над зельем, которое позволит одному его солдату управлять уже не двадцатью, а пятидесятью местными болванчиками.

Финальное противостояние армии царя Костея должно быть поистине кровавым, чтобы коснулось каждой семьи, чтобы содрогнулись самые кровожадные боги, каких только исторгало человеческое сознание, а туземцы запомнили его как кошмар, равному

которому не было и не будет в веках, и приветствовали Костея как отца-освободителя.

Мясорубка!

Кровавая баня!

Конец света!

Если через сто лет их потомки будут рассказывать об этой резне без дрожи и в полный голос – я потерял эти несколько недель зря.

И это еще не упоминая расправы над старым царем со царицею и их этой… как ее? Золовки? Снохи? Свояченицы? Какая разница…

Погребение заживо их бояр уже вызвало в городе хороший резонанс. Хоть и прошло

без стечения публики и как-то скомкано и не по плану. Но, может, с одной стороны, оно и лучше. Чего не знаешь – страшишься больше. А с каждым днем будут еще

добавляться поражающие воображение подробности, клянущиеся в честности очевидцы…

Через пару недель они сделают всю работу за меня.

Нет… Если эти бедняги лукоморцы смогут рассказывать об этом детям до шестнадцати, мне определенно пора в отставку, заговаривать прыщи на ярмарках в балаганах…

Но что-то мне подсказывает, что балаганам придется подождать.

Чернослов удовлетворенно улыбнулся приятным мыслям, отогнал их (правда, не далеко, чтоб могли вернуться в любой момент) и брезгливо скосил глаза на Букаху