Светлана Багдерина - Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены

А Макмыр тем временем не уставала причитать:

– …Вот ить, надо же… как оно как на Белом Свете-то случается… Кто сказал – так сама первая не поверила бы… Как в сказке ить3…

-начало сноски-

1 – Исцеление от насморка имело, как и ожидал Иванушка, свои отрицательные стороны, едва не стоившие целостности всей беде. От растерзания ее спас только пучок перьев, припасенный дальновидным царевичем в кармане и торопливо подожженный под самым носом старика.

2 – Под свежевоздвигнутым навесом, перед свежезамененной дверной коробкой, напротив свжеотремонтированных ворот, и т.д., и т.п.

3 – Мыльных опер и сериалов тогда еще не изобрели, произведений Лючинды Карамелли она не видела отродясь, и поэтому сравнить происходящее по-настоящему бедной убыр было и не с чем.

-конец сноски-

– Куда они от вас пошли? – нетерпеливо затряс бабку царевич, но тут же отдернул руки и смущенно заизвинялся.

– Так в Лукоморье твое и пошли, – пожала плечами, простив по случаю такого сказочного совпадения фамильярность лукоморца, и ткнула пальцем в указанном направлении убыр. – Я им колобок спекла аржаной, куда он покатится – они за ним пойдут. Мимо Лукоморья не проскочат, не волнуйся. Точность – плюс-минус сто километров, для страны размера вашей – что муха на печке, и не заметишь.

– Когда они ушли?

– Дня два-три до вашего прихода, – вспоминая, наморщила лоб Макмыр. – Да, так и есть. Два дня. Как раз я за ними два дня порядок наводила, а на третий за

картошкой в деревню полетела – тот-то фулюган у меня всё над лесом повыкидывал…

– Два дня! – не помня себя от радости, воскликнул Иван. – Два дня! Они по лесу пешком пробираются, далеко не успели уйти! На Масдае мы их мигом догоним!..

Убыр всё качала и качала головой, как заведенная.

– Ну, ежели она жена твоя, и ежели не убьет тебя когда под горячую руку, и не сбежит от тебя, то будете жить долго и счастливо, это я тебе обещаю.

Агафон и дед Зимарь уже сняли ковер с места его предполетной подготовки и расстелили на дворе поверх слегка вытоптанной многочисленными и энергичными гостями, усыпанной свежей стружкой и опилками, но все еще кудрявой травки с мелкими овальными листиками.

Пятнадцать умрунов и Агафон, немного потеснившись, без особого труда разместились на старом Масдае и уложили в середину мешок с сухим пайком.

Ждали лишь Иванушку и деда Зимаря.

Царевича пришлось ждать недолго: обняв и горячо поблагодарив старушку в последний раз, и напомнив, что коней вместе со сбруей она может продать или подарить кому захочет, он быстро, едва не подпрыгивая от нетерпения поскорее взлететь, присоединился к своему отряду.

Деду же, чтобы проститься, потребовалось намного больше времени.

Он стоял перед зардевшейся и засмущавшейся вдруг непонятно отчего Макмыр, аналогичного цвета и состояния, и нервно бормотал несвязные, ненужные слова, густо пересыпанные поговорками и прибаутками, как балык – специями, получая такие же в ответ, пока не замолк и молча не уставился не на ведьму, не на

колдунью, не на какую-то там чуждую убыр – а на свою барышню, за которой хоть на край света.

Говори не то, что думаешь, а что чувствуешь, всплыла у него в сознании единственная здравая мысль за последние пятнадцать минут, и он взял ее за руки.

– Запомни. Я. Обязательно. Вернусь.

– Да кому ты тут… – вырвала руки и начала было ершистую отповедь Макмыр, но осеклась, посмотрела на него как-то странно, и вдруг продемонстрировала ослепительную улыбку во все семь зубов. – Вот что, старик. Встретишь Находку – не забудь передать ей, пусть погуляет по Белу Свету, пока молодая, успеет еще в лесу насидеться.

– Так ты ж, вроде, наоборот… – не понял влюбленный такого поворота событий.

– А теперь – снова наоборот, – капризно повела плечиком, закутанным в самый красивый в ее коллекции платок, бабка. – Подумала я тут – подумала, и решила, что ученица мне еще не скоро понадобится.

– Это почему же? – удивленно заморгал дед.

– Передумала я помирать, – заговорщицки подмигнула убыр и улыбнулась еще шире из-под съехавшего набекрень еще одного платка, серебряного призера ее гардероба: – В двести сорок лет жизнь только начинается!..

Иванушка читал когда-то, что в Стелле есть некий двуликий – или двуличный? – бог, фамилию не вспомнить, у которого вдобавок к стандартно расположенному лицу было еще одно, предположительно на затылке, чтобы он мог смотреть одновременно и

вперед, и назад1. Зачем ему это было надо – для юного царевича всегда оставалось загадкой не поддающейся уразумению, так как все люди и подавляющее большинство богов прекрасно обходились и стандартной комплектацией.

Но, как бы то ни было, именно это сравнение чаще всего приходило ему на ум, когда он представлял плавно, но проворно выписывающего зигзаги над верхушками лысеющего леса Масдая со стороны – некое престранное существо с напряженно нахмуренными восемнадцатью лицами, уставившимися в разные стороны и боящимися

моргнуть из опасения пропустить ту, ради кого вся эта экспедиция и была затеяна.

Несколько раз то умруны, то Иван, то чародей поднимали тревогу, но каждый раз она оказывалась ложной: при ближайшем рассмотрении некто, двигающийся под покровом леса, оказывался то бегущим сломя голову зверем, то мечущейся в панике группой деревенских.

Не исключено, что на неадекватное поведение живых существ внизу несколько влияла идея Агафона: хором, во всё горло, с промежутком в три минуты, выкрикивать имя разыскиваемой царевны.

Так прошел целый день и незаметно наступил вечер, исподволь, но тщательно задернувший шторы облаков и включивший светильник круглой серебряной луны.

Иван вздохнул, признался себе, что теперь их шансы найти Серафиму и ее двор равнялись большому, круглому, как флегматично взирающая на них с темных небес луна, нулю, и дал команду, которую должен был отдать еще час назад:

– Приземляемся…

К его удивлению, даже укоризненно бурчавший голодным желудком последние пять часов Агафон никак не прокомментировал ни задержку с отдыхом, ни запоздалый привал, а дед Зимарь недовольно пробормотал:

– Эх, октябрь на дворе, темнеет больно рано, а то бы еще часа два поискать можно было…

Лукоморец взглянул с благодарностью на друзей, но его эмоции остались для них тайной под покровом ночи…

– Вижу полянку, – прошуршал из-под ног Масдай. – Приготовьтесь к посадке.

Посадка была медленно-вертикальной, так как вся посадочная площадка едва превышала размеры самого ковра, а кисти спереди все-таки пришлось выпутывать из

зарослей какого-то невысокого колючего кустарника, который шевелился без ветра и успел намотать их на свои корявенькие веточки и запутаться в них, казалось, сам по себе.