Татьяна Каменская - Ожидание

Ника встала и пошла к двери. Одевшись, она подошла опять к Игорю, теперь уже сидев-шему в кресле, внимательно посмотрела на его красивый гордый профиль, обрамленный живописными кудрями, подумала лениво что-то о непреклонности, и, вздохнув, тихо про-изнесла:

— Я ухожу!

В ответ было молчание.

— Я ухожу один раз!

Красивый мужчина, не мигая, смотрел прямо перед собой, и девушка, вздохнув опять, пошла прочь из зала. В прихожей громко хлопнула дверь, но мужчина в кресле не поше-велился. Лишь на лбу его ещё глубже стали две глубокие морщины, да над переносицей ещё ближе сошлись густые светлые брови.

Ника шла неспеша, по тропинке ведущей от дома к дороге. Начинало темнеть, и в воз-духе чувствовалось легкое осеннее дуновение ветерка. Оно было слабое, ненавязчивое, и даже приятное именно сейчас, когда на глазах то и дело появляются слёзы, а потом вновь исчезают, видимо по мере того, какие мысли или воспоминания терзают мозг и душу юной девушки. Где-то неподалёку, под чьей-то ногой хрустит крупная галька. Девушка, встрепенувшись и оторвавшись от своих дум, замирает и отчего-то оглядывается назад, но на тропинке никого нет.

— Тем лучше!

Девушка вздыхает громко, шумно. Подняв глаза, она видит на небе огромный диск пол-ной луны, которая, кажется и в правду ухмыляется или попросту смеётся над ней. Или над всей этой историей!

— Тем лучше! — упрямо повторяет девушка, глядя на огромное светило.

Решительно взмахнув головой, она поворачивается и быстро идет к шоссе. Ещё изда-ли, она увидела бредущих по дороге Нинель Петровну и тётю Фаню, мама шла отдель-но за ними. Явно, вся процессия направляется к дому Игоря. Несмотря на сгустившиеся сумерки, Ника побоялась быть узнанной и перешла на противоположную сторону дороги. Но когда женщины медленно прошествовали мимо, она почему-то поплелась позади них, ненавидя и презирая себя за тот страх, стыд и покорность, что чувствовала в себе. Но в тот момент, когда пожилые женщины свернули с дороги на тропинку, Ника рванулась впе-рёд, и, схватив за плечо испуганно вздрогнувшую Марию, проговорила торопливо:

— Не ходи туда мама!

— Почему? — удивилась Мария. — Почему ты здесь?

— Я не нужна ему! Я ушла, а он даже не поднялся с кресла.

Мария глянула на дочь своими грустными, с годами потускневшими, но в сумерках всё ещё черными глазами, и спокойно произнесла:

— Ну что же, это твоё дело и право! У тебя здесь есть вещи?

— Да, чемодан!

— Пойдем, заберем!

Тётя Фаня попыталась что-то сказать, видя, как Ника молча рассовывает вещи по уг-лам, и утрамбовывает плотней свой большой черный чемодан, но Мария лишь опустила ей руку на плечо и тётя Фаня тоже замолчала.

Назад они шли молча, делая вид, что ничего не произошло. В автобусе молоденькие пар-нишки, лукаво посматривая на Нику и на огромный чемодан, предложили свою помощь, но она лишь отвернулась от них к темному окну. Но когда черный чемодан опустился посреди комнаты, которую в детстве называли бабушкиной, лишь тогда Ника вдруг раз-рыдалась горько и безутешно.

— Что я ему сделала? Что? — кричала она, нервно протягивая руку к сидевшим перед ней двум пожилым и так рано поседевшим женщинам.

Но они молчали, ибо знали, нельзя утверждать, что один прав, а другой нет. Они были мудрые женщины, так как жизнь тоже потрепала их сполна, научила быть терпимее и осторожнее во многом.

— Поплачь! — говорила одна из женщин.

— Всё будет хорошо! — говорила другая.

В доме было тепло и уютно. Мирно гудел в печке огонь. Огонь! Он сжёг Володины пись-ма! Их нет! Нет даже пепла, он остался там, в том чужом для неё доме. Раз так! Ешь огонь, жируй, взметайся веселей, поглощая с радостью вот эти письма, полные бессмыс-ленного любовного бреда, и которые очевидно предназначены не ей, так как реальность намного отличается от того, что здесь написано.

Когда же наконец запасы бумаги иссякли, и огонь утих в печке, Ника, глотая слёзы, оде-лась и вышла на крыльцо Её никто не удерживал. Был конец октября. Было тихо и свежо, как и положено ясной погоде этого времени года. Листья кое-где на деревьях пожелтели, а иногда под ногами хрустел опавший лист одиночка. Чувствовалось, ещё чуть — чуть и деревья дружно начнут терять листву, гото-вясь к зиме. И только лишь старый толстый карагач будет продолжать упрямо рядить-ся в свои зеленые одежды, словно бросая вызов природе, а может быть, скорее всего, сты-дясь своей корявой наготы. Но Ника знает, выпадет снег и его зеленые листья замерзнув, так и опадут на белый снег зелёным мягким покрывалом.

Девушка спустилась с крыльца и пошла к калитке. Она брела неспеша по тротуару, и слезы постепенно высыхали на её глазах. Она запрокидывала голову, закрывала глаза, и легкий ветерок обдувал её воспаленное от слёз лицо. Она шумно втягивала в себя воз-дух и полной грудью выдыхала его обратно, а затем, замирая, наслаждалась этой тиши-ной, и свежей ночной прохладой. Вдруг она остановилась, словно вспомнив о чем-то, затем, прибавив шаг, свернула с тротуара на тропинку, видимую в ночи только ей одной. Осто-рожно ступая, она пошла вниз, в Яр.

Ника подошла к Ручью. Воды в нем стало мало, это видно даже в темноте. Течение сов-сем малозаметно, и только у самых труб оно становится сильнее. Журчит вода, а это зна-чит, Ручей ещё жив! Но и это всё обман! Ника знает прекрасно, скоро наступит зима, Ру-

чей покроется льдом, и тогда священная вода Яра окажется замурованной под тонким льдом на несколько месяцев, до самой весны. И поэтому надо спешить, чтобы, наконец, ос-вободившись от пут всей одежды, ухнуть в ледяную воду, и принимать эту обжигающую душу купель, как некое очищение от всех бед и напастей.

И когда хрупкая девушка, выбравшись из Ручья на берег и поспешно закутываясь в одежду, повернулась, было уходить, но тут, словно о чем-то вспомнив, она секунду разду-мывала, затем, что-то сняла с правой руки, размахнулась и швырнула это что-то далеко- далеко в русло Ручья.

— Прими от меня подарок! — прошептала она.

А затем, схватив остальную одежду, она помчалась вверх из Яра, домой, к теплу, туда где её ждали, благоухающую свежестью холодной воды, две женщины, в глазах которых застыла печаль и тревога.

А потом было всё так ясно и просто. На следующий день вместе с Марией Ника уезжа-ла из Керкена. А через три часа она уже вышла из поезда в большом городе, где жила сестра Ленуся. А Мария поехала дальше, домой, в Россию, где выпал снег, было холод-но и где уже куры соскучились по своей хлопотливой хозяйке, гостившей где-то почти две недели. Ника долго смотрела вслед уходящему в темноту поезду, и странное дело, хо- тя ей было грустно, но на сердце у неё, всё равно было спокойно.

ГЛАВА 9.

Проблемы обустройства на новом месте, поиск квартиры, устройство на работу медсест-рой — всё это, так или иначе, отвлекало Нику от мрачных мыслей, иногда появляющих-ся в её голове. Чувство, похожее на отчаяние и обиду порой овладевало девушкой, а осо-бенно когда ей приходилось растапливать печь в своей маленькой квартирке, которую Ле-нуся нашла через знакомых. Квартирка находилась неподалеку от многоэтажного дома, где жила Ленуся, и от больницы, где теперь предстояло работать Нике. Маленькая комнатка когда-то была летней кухней, пока предприимчивая старушка баба Вера, схоро-нив мужа, решила в один прекрасный день для поддержания собственного материально-го благополучия пустить в летнюю кухню девчонок-студенток. Благо есть печка, топи, только не ленись. Да и цена сходная. А самое главное преимущество сдаваемой внаём комнатки — это полная изоляция от всех построек, и от основного дома, где проживала хозяйка.