Дмитрий Таланов - Локумтен

Одна стена кабинета оказалась раздвижная. Толкнув ее в сторону, г-н Клемент препроводил Филя в наполненную светом залу с мозаичным паркетом, где было целых три высоких окна. Середину залы занимал квадратный стол с бумагами и книгами поверх развернутого чертежа неизвестного механизма. Над столом, разглядывал чертеж, склонился кудрявый рыжий вельможа.

— Сир, он здесь! — доложил г-н секретарь.

Вельможа развернулся, быстрыми шагами пересек комнату и остановился перед Филем. С прошлой осени император, казалось, еще больше раздался вширь. Встал он так близко, что, споткнись, он неминуемо раздавил бы Филя в лепешку. Мальчик попятился.

— Стоять! — приказал ему император. — Тебе отсюда не сбежать, мелкий махинатор.

Мальчик возмущенно вскинул голову: кто из них больший махинатор, это еще вопрос! Филь никого не грабил на разнице курсов.

— Как твоя рука? — спросил его вельможа.

— Болит, — признался Филь.

— Так тебе и надо, — сказал император. — Будешь знать, как лазить, куда тебя не просили. Вы с семьей Фе воистину нашли друг друга. Те молчат, как рыбы, про то, что тетка одолжила им настоящий кубок, хотя знают, что Империя осталась без символа власти. Ты пускаешь по ветру сотни империалов, едва успев покинуть столицу.

Мальчик вспыхнул: «Ну, это не лезет уже ни в какие ворота! Будь он хоть сам Один, а считает он плохо…»

— Без меня вы бы до сих пор искали, куда подевался настоящий кубок! — не смущаясь, сказал Филь. — Моя помощь обошлась казне в восемнадцать золотых за почтовые услуги плюс мое жалование, которое на сегодня составило шестьдесят семь аспров. Если желаете, я верну остаток за следующие четыре месяца. Серебром, — добавил он, вспомнив мошенническую проделку императора и решив, что, в крайнем случае, заложит Арпонис.

Вельможи вылупились на него, словно не в силах поверить, что он осмелился вступить в спор. Боясь, что его прервут, Филь торопливо продолжил, горя желанием заодно отвести угрозу вопроса, почему он раньше не рассказал, что видел кубок Локи в руках Флава.

— Кубок нужно было незамедлительно найти, вот я и поспешил! Я думал, что вправе нанять почтовых до Хальмстема, но нанял их только до Меноны, испугавшись цены. В Хальмстеме я собирался спросить у Мастера, что за кубок он приносил тогда в Хранилище…

— Но вместо этого сам полез в Хранилище, — прервал его г-н секретарь. — Зачем?

Филь вспомнил, что тот же вопрос задавала ему Руфина, и сообразил, что эмпарот не смог пробиться сквозь его последние минуты — гадский Сотерис, видимо, наложил свою лапу.

— Хотел убедиться, что мне не показалось, и кубок в самом деле в Хранилище, — объяснил Филь не мудрствуя. — Так что я своими ногами сохранил казне двадцать семь золотых.

Лицо императора сделалось свекольного цвета, глаза вылезли из орбит.

— Глупец! — заорал он, надвигаясь на мальчика. — Мне плевать на почтовых! Мой личный эмпарот после этого слег, а встав, потерял половину своих умений! Или ты думаешь, это легко – ковыряться у людей в мозгах, когда они без сознания? Эмпароты в Империи стоят дороже всего, а этот был лучший!

Филь испугался, что ему прямо здесь открутят голову, но концы с концами тут явно не сходились, ведь Флав говорил, что эмпарота он получил в подарок. Понимая, что взбирается на совсем уже шаткую лесенку, мальчик всё же нашел в себе силы возразить.

Шея императора пугающе набухла. Завидев это, Клемент метнулся в свой кабинет и вернулся оттуда с маленьким фиалом, наполненным коричневой жидкостью. Вытолкав Филя взашей, он задвинул за ним перегородку. Опасливо прислушиваясь к раздающемуся из-за нее бубнению, Филь ждал. Он был уверен в своей правоте и не собирался никуда бежать. Через некоторое время г-н Клемент вернулся к себе в кабинет и дернул за шнурок сигнального звонка.

— Сегодня ты прошел по жердочке над пропастью, — сказал он. — Больше так не делай. Император благодарит тебя за службу, но требует, чтобы восемнадцать золотых за поездку в Менону были возвращены в казну. Это твой личный долг перед императором. Время у тебя до осени, после чего долг ляжет на плечи семьи. Выведите его в город, — махнул он нарисовавшемуся на пороге военному, который привел сюда Филя, — и по дороге не спускать с него глаз!

«Способности Филя влипать в различные истории были неисчерпаемы. Другого такого непоседливого, бесстрашного и чрезмерно любопытного человека я не встречала более никогда...»

Габриэль Фе, Детские воспоминания,

из архива семьи Фе

На рынке воняло, как на помойке. На задах площади, где располагался рынок, сильно дымило и дым несло прямо к мосту. Между палатками у лавки менялы на земле было растянуто полотнище. На полотнище была горой насыпана соль. В нее была воткнута палка с прибитой на ней дощечкой и надписью углем «22 крайта».

Два торговца, красные и потные, один с меркой, другой с весами, едва успевали обслуживать толпившийся народ. Филь остановился, заинтересовавшись. Картина была знакомая — на рынке не хватало определенного товара и те, у кого он был, торопились нажиться.

Мордатый мужик с двумя подбородками растолкал людей своими окороками. Он бросил короткую фразу одному из торговцев, и тот переправил цифры на дощечке на 26 крайтов. Увидев новую цену, толпа заволновалась и поднавалила. Филя тоже невольно потянуло туда.

— С ума сошли! — раздались возмущенные возгласы. — Что делают, разбойники! Всегда было шестьсот аспров за бочку, девять крайтов за меру!

— Скорняки третий день жгут свои шкуры, всё погнило...

— Что мне до твоих скорняков? Соленья взлетели в цене до небес! Люди выпаривают рассол, чтобы не платить за соль!

Всклокоченный мужик в драной, расстегнутой на груди рубахе, заметил Филя. Глянув на него бешеными глазами, он спросил:

— Эй, вестник! Я видел тебя на мосту... Что слышно в замке? Когда придут корабли с Тайдеры?

В толпе грустно рассмеялись:

— И не надейся, не спасти тебе шкуры, скорняк! Лучше будет закопать их на радость червям!

Филь было сказал:

— Уже скоро, они...

Как женский голос ему возразил:

— Ой, врешь ты, вестник! Разметало твои корабли у мыса Бока, ни один не уцелел! Сестра пишет, море там белое от соли!

Филь собрался вступить в спор, но прикусил язык. Вокруг него стояла уйма людей, как плохо, так и хорошо одетых, все растерянные и взвинченные. Это был не обычный дефицит товара, это была паника. У мальчика защипало в носу от огорчения, что мимо него проходит такая возможность обогатиться.

Через два дня, с приходом уцелевшего корабля, этот рынок войдет в норму, но тот, кто владеет грузом, успеет заработать невиданные барыши. Заключив сейчас контракт на поставку, за одну сделку можно обернуть капитал, даже если половина покупателей откажется потом от обязательств. Отец Филя заработал первые большие деньги именно на такой панике, но ему тогда было шестнадцать, а Филю сейчас — одиннадцать. Кто ему здесь поверит?