Дмитрий Таланов - Локумтен

Расположившись в доме, г-н Петра велел позвать к нему Филя и, не откладывая дело в долгий ящик, проскрипел:

— Как же ты, отрок, умудрился влипнуть в такое?

Опираясь костлявыми руками о палку и тощим задом об обеденный стол, он вперил в Филя пытливый взгляд. Филь хмуро ответил:

— А что оставалось делать, они собрались прикарманить мои деньги!

Г-н Петра медленно кивнул, словно эта причина была ему понятна и абсолютно законна.

— А расскажи-ка по порядку, что говорил этот затейник Флав... император Флав, — поправился он не сразу.

Выслушав Филя, г-н Петра захихикал, тряся седыми патлами:

— Узнаю льва по когтям! — проговорил он на латыни. — Наплачется еще с ним Клемент... Флав всегда был бездарь в юрисдикции, но тут он превзошел сам себя. Своей волей он смешал вместе право народов, публичное и частное право, и не видит в этом ничего особенного. Ах, блаженная глупость! — закончил он снова на латыни. — Ты-то понимаешь, что не быть тебе полноценным собственником Хальмстема?

Филь ответил:

— Понимаю, не дурак. Только я не верю, что это ошибка, он очень уверенно это говорил!

— Что ж, остается одно, — усмехнулся г-н Петра. — Он собрался отстроить замок на твои деньги, а потом попросить тебя оттуда, и всё на вполне законных основаниях. Видимо, кое-чему он всё-таки научился.

Филь сделался мрачнее тучи.

— А ты сам чего хочешь? — спросил г-н Петра. Выцветшие глаза уставились на мальчика в упор.

— Натянуть Флаву нос!

Г-н Петра сказал на это:

— Ага! — И улыбнулся улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего его противникам. — Тогда, малыш, сбегай на кухню и попроси принести сюда корыто с горячей водой. Я замерз с дороги, мои старые ноги ничего не чувствуют. Еще я не отказался бы от кувшина можжевелового кваса и каких-нибудь старых хлебных корок.

Про корки он, конечно, шутил. Забрав столовую себе и обложившись в ней книгами, старикан исправно уминал там пироги, которые не успевала печь ему кухарка, и изводил столько воска на свечи, сколько до его появления они тратили на весь дом. Спать он уходил только глубокой ночью. На волнения Филя, во сколько могут обойтись услуги этого ископаемого дедушки, г-жа Фе сказала, что тот польщен самой возможностью выйти напоследок с пером наперевес против Империи и вообще радовался как ребенок, когда она рассказала, в чем дело.

Исподтишка наблюдая за госпожой Фе, Филь заметил, что она, как и он, неспокойна; в ее карих глазах застыла какая-то тревожная мысль. Она всё больше напоминала ему ту хозяйку Халмьстема, которая души не чаяла избавиться от мальчика, разве что кривых взглядов, как тогда, не бросала.

Всадив все наличные деньги в груду камней, Филь потерял почву под ногами. Когда-нибудь он ее обязательно найдет, но сейчас он чувствовал себя крайне неуютно. Всё, что у них оставалось, это аренда с Катаоки и пенсия самой госпожи Фе. А Филь ничего не мог сделать, чтобы облегчить положение, потому что оказался заперт в четырех стенах.

Он попытался возмущаться арестом, но г-жа Фе его утихомирила, сказав, что за причинение вреда стражнику его легко могли отправить в тюрьму, будь ему полных тринадцать лет. И еще она очень неодобрительно отнеслась к похищению им третьего мешка с золотом. Она взяла с него обещание больше никогда так не делать. Посмотрела она на него при этом, опять же, как когда-то в Хальмстеме.

Филь и рад бы исправить содеянное, но не тащить же ему мешок обратно, тем более, что его больше нет. Он поломал голову, думая как выкрутиться, но ничего не придумал, кроме как отправить на имя Николая Эймерика в Сорбонну новенький Арпонис, чтобы загладить вину. Г-жа Фе согласилась помочь с оказией, но ничего не обещала.

Заметив его нерадостный вид, Габриэль успокоила его, сказав, что во всем виновата Эша.

— Ну, Филь! — рассмеялась Габриэль. — Я не понимаю, ты что, не видишь, что после возвращения из Старого Света ей будто вожжа под хвост попала?

— Ничего подобного, — сказал Филь с сомнением. — Ходит как обычно, в своих любимых штанах.

— Мальчишки, — презрительно фыркнула Габриэль. — Ничего не замечают вокруг, кроме себя!

— Ну, тебя-то сложно не заметить, — парировал Филь. — Хоть ты не бываешь дома.

Девочка порозовела и закрутилась на месте.

— Правда, красивая? — сказала она. — Руфина говорит, то ли еще будет! Говорит, я очень похожа на матушку!

Уклонясь от ее гривы черных волос, Филь тоже рассмеялся.

Габриэль в последнее время то и дело отрабатывала на нем разные штуки вроде высокомерных или томных взглядов, и у нее так лихо это получалось, что он хохотал до колик в животе. Бывало, она присоединялась к нему. После чего она обычно уматывала в те или иные гости. Ее постоянно куда-то звали. Вот и сегодня она стояла перед ним, разодетая в пух и прах.

— Филь, ну какой ты глупый! — воскликнула Габриэль разрумянившись. — Эша не находит себе места, ей тут смертельно скучно. Она извела уже всех, бубнит зачем-то целыми днями испанские слова и собралась в Старый Свет насаждать справедливость. Матушка запретила ей, тогда она засобиралась к своему отцу. Я вообще ее не понимаю! Сначала Эша впадает в беспамятство от одной лишь угрозы, что он может ее забрать, а теперь его возлюбила!

Может Эша и изводила кого, только не Филя. Она лишь спросила, что он думает, если она отправится одна в Старый Свет. Филь сказал, что тогда пусть и дрова сразу возьмет. Эша рассердилась и сказала, что на костре гореть она не желает. А Филь сказал, что в ее случае это неизбежно.

Узнав недавно, кто настоящий отец Эши, Филь заодно узнал, почему она так испугалась смерти Мастера Фе. По каким-то местным законам, пока Филя еще не приняли в семью, Лион мог явиться и забрать дочь. Так же мог сделать квестор тайдерской когорты, отец Лентолы, если бы та была несовершеннолетняя на тот момент. А детей Мастера Фе — Руфину, Габриэль и Мервина, будь он жив, забрала бы Детская Служба, если бы пожелала. Но г-жа Фе осталась бы с пенсией. Эта непонятица в семейном уложении привела к тому, что Филь уселся читать об этом, выпросив нужную книгу у г-на Петра.

Ископаемый дедушка позвал их к себе в конце первой недели.

— Черновик готов, — проскрипел он, и вымазанным чернилами пальцем ткнул в лежавший на краю стола лист бумаги. Всё остальное пространство стола занимали раскрытые на разных страницах книги. Ел Ювеналий Петра, судя по следам, на подоконнике, у которого приютился маленький табурет. На этот самый табурет любила складывать ноги г-жа Фе, когда читала здесь в кресле. Теперь ей было бы негде читать — столовая напоминала библиотеку, в которой побывали демоны. Обставленая лично хозяйкой, комната была завалена бумагой, перьями и книгами.