Олеся Андреева - Люди без Планеты

Нам не удалось все же избежать внутренних противоречий, которые становились все более явными. Если я бежала от своей больной привязанности к Игорю, то непонятно было, от чего бежал Руслан. Он работал больше меня, и как он не заработал срыв, по сей день загадка. Я была готова остановиться в какой-то момент, но Руслан все тащил и тащил нас вверх по этой эфемерной лестнице к богатству и славе. И забота о финансовом благополучии превратилась в 'золотую лихорадку'. Мы ни в чем не отказывали себе. Но и побаловать себя времени не было. Понятие досуга было вычеркнуто из нашего расписания и словарного запаса. Бесконечные шоу и вечеринки, на которых раньше было интересно находиться, а теперь приходилось присутствовать, вызывали у меня тошноту. Частенько ловила себя на мысли, что хочется вылить бокал этого ненавистного искрящегося шампанского на голову собеседнику, а во время шоу исчезнуть по-настоящему. И когда прогремела по всей Земле новость об Апокалипсисе, как бы дико это не звучало, я почувствовала облегчение.

Откинувшись на спинку дивана, я спокойно дышала. Клетка, по кругу которой мы носились, остановилась. Наконец-то закончится эта жизнь, от которой я не получала никакого удовольствия. И самое страшное, в которой не было смысла. Для меня она была скорее марафоном, который я одолеть не смогла бы и готова была сойти с дистанции в любой момент. Руслан даже как-то записал меня на курс к психологу, который только еще больше запутал мои и без того хаотичные переживания. Он заставил мои забытые воспоминания всплыть на поверхность. И уж лучше бы я их не помнила. Ни пьяного отца, ни мать в синяках от его побоев.

Верила ли я, что мы действительно попадем на Римпву? Да ни на йоту! Это же абсурд! Но раз уж Руслан хотел попытать счастье, я не могла его бросить. Мы родились вместе, и все указывало на то, что умереть должны были так же.

Конечно же, я звонила Игорю. Но не стала рассказывать ему о бредовой идее брата, боялась выглядеть смешной в его глазах. А Игорь мог быть с нами на Римпве. И, возможно, мы были бы счастливы вместе.

Но все же мы оказались на другой планете. Первую неделю на Римпве я вообще ничего не понимала, я спать спокойно не могла, снедаемая собственной глупостью, что не убедила Игоря поехать с нами. Постепенно происходящее все-таки потеснило мою хандру. Все начиналось заново и не предвещало опыта прошлой жизни. Я снова была спокойна. Оказалось, забавно смотреть на все глазами ребенка. Мир вокруг нас был загадочен и прекрасен.

Но терапия не помогла. Как только стала известна правда о римпвийцах, и ум мой переработал сложившуюся ситуацию и воспринял, как реальность, апатия вернулась. Потому, что на Римпве мы находились в худшей ситуации, чем когда-либо на Земле. С римпвийцами приходилось общаться. И иногда они напоминали людей. Но это было редко и неубедительно. Эта жизнь среди чудовищ не стоила выживания. Я махнула рукой, лишь бы все это скорее закончилось.

А теперь я потеряла брата. Ненавистная Римпва с ее чудовищами вызвала только одно желание — взорвать.

Вид из космоса показал бы огромное пульсирующее сердце. Светящаяся энергия, летала над планетой. Наполненными кровью венами, она сливалась в сердцевину, что горела дальней звездой. Возможно, во всей Вселенной не найти больше подобного зрелища.

Два спутника загипнотизировано двигались в танце по орбите. Троица сливалась в безостановочном движении с другими планетами галактики, заговорено кружа вокруг своего Солнца. Гигантскими стрелками на Вселенских часах они отбивали века.

И невыносима мысль, что прекрасный светящийся цветок планеты, был не спасением, но гнойной жидкостью, в которой плавали и размножались мелкие паразитирующие организмы. Красота планеты воспалилась до необходимости хирургического вмешательства. А все можно было предотвратить.

Когда Римпва кричала: 'Стоп!', — ее не слушали.

Когда всеми возможными способами показывала свое предынфарктное состояние, ее считали сварливой старухой.

Когда она начала разваливаться по частям, ее боялись

Теперь, когда ее вынуждают существовать дальше, ее ненавидят.

Они умудрились превратить свои жизни в насилие над планетой. Уставшая, она собрала бы все силы, чтобы покончить с паразитами. Но щупальца римпвийцев крепко связали ее проводами и подключили к реанимационному аппарату. Больной организм планеты, с подключенными потоками энергии, напоминал пациента в больничной палате. Опутанная датчиками, поддерживаемая искусственным питанием, она в изнеможении умирала. Длительная кома, из которой не было выхода к здоровью, замерла в конечной точке отсчета. Упрямые дети планеты не понимали, что, доведя свой дом до подобного состояния, реанимировать его уже не удастся. Систематично уничтожая здоровую атмосферу, они пропустили границу, с которой уже не вернуться.

А все начиналось согласно единому для всей Вселенной закону.

В огненном шаре из частиц пыли, собранных руками Высшей расы, зародилась жизнь. Эволюция, появившаяся от баланса всех веществ на планете, сменяла различные существа, пока не появились разумные. Их рождение заняло миллиарды лет, воспитание — еще несколько десятков тысяч. Закат цивилизации не продлился и пятисот.

И смерть планеты вместе с ее обитателями — это только вопрос времени.

Я уже мог двигаться. Но зачем? Я едва не убил ребенка и женщину, которую люблю.

Передо мной виднелось черное пятно пропасти, уходящей вниз. Завораживающее спасение для тех, на кого я мог напасть. Даже Джек не узнал меня.

Я помнил день, когда родители умерли. Помнил каждое слово, что они кричали друг другу. Визг тормозов, звон разбивающегося стекла, лязг корежившегося железа. Нас, детей, почти не задело. Это назвали чудом. А родители умерли сразу. Я вылез и вытащил сестру. А потом очнулся только, когда вокруг копошились люди, мигалка 'скорой' периодично слепила глаза. Мы с Настей сидели на обочине. Она, укутавшись в одеяло, спала или просто замерла с закрытыми глазами. Я видел, как тела родителей вытащили из машины. Именно в этот момент Настя очнулась от своего ступора. Лучше бы она спала. Глаза в ужасе расширились, рот открылся в немом крике, который все же прорвался. Она плакала почти не переставая до самых похорон. А потом замолкла.

Меня спросили, есть ли у нас ближайшие родственники, к которым нас можно доставить. Тогда я понял, кошмар только начинается. Пред нами гостеприимно открылись двери детского дома. До оформления опекунства мы оставались в интернате. После добродушного приема там, жизнь у Игоря показалась раем. Пока я не просек его фишку. Очень выгодно было проводить шоу сироток, оставшихся после смерти известных артистов. Нашу историю раскрутили. И народ попер. Афишировать то, что мы работаем, как проклятые, Игорь, конечно же, не собирался.