Татьяна Устименко - Принц для Сумасшедшей принцессы

Огвур сердито ругнулся:

– Сговорились, да? Вам что, Ланса не жалко?

Барон скорчил постную мину:

– А чего его жалеть? Думаю, ничего особо страшного, по вашим меркам, ему не угрожает…

– Хватит препираться и лезть друг другу под кожу! – прикрикнул на них Марвин. – А я своего мнения не изменю, ибо… – Он разжал ладонь, демонстрируя друзьям небольшой клочок белого шелка, подобранный им с земли. – Поняли теперь, откуда мне известно, в какую сторону его уволокли?

– Так чего же мы ждем? – нетерпеливо воскликнул Огвур, хватаясь за секиру. – Вперед!

– Марвин, вот объясни мне, как товарищ – товарищу, только честно: какого гоблина она так убивается по этому своему погибшему выродку? – задушевным тоном произнес шагающий рядом с некромантом Генрих, просительно заглядывая тому в глаза. – И что, она так и собирается теперь жить одна всю оставшуюся жизнь?

Архимаг аж поперхнулся зажатой в зубах травинкой:

– Оставил бы ты Ульрику в покое, Генрих!

– Не оставлю! – категорично отрезал барон. – Мне легче умереть.

Некромант рассеянно почесал свою черноволосую макушку, подбирая довод повесомее.

– Понимаешь, дружище, – осторожно начал он, – любовь есть крайне загадочная штука, почти не подверженная воздействию магии и абсолютно не стыкующаяся со здравым смыслом. Она, скорее, напоминает болезнь, возникающую неизвестно по каким причинам и совершенно не поддающуюся насильственному лечению. Любовь обычно проходит сама, исчезая бесследно, хотя – да, может в лучшем случае перерасти в дружбу, а в худшем – в ненависть.

– Значит, я безнадежен, – горько усмехнулся барон, – живой труп, ходячий смертник…

Марвин разочарованно поцокал языком:

– Ну почему все складывается так неправильно? Почему ты не можешь полюбить Лилуиллу? – Вопрос прозвучал риторически.

– Чем больше женщину мы любим, тем меньше нравимся мы ей… – эмоционально продекламировал сильф. – Не помню, кто это написал, – кажется, один из поэтов Поющего Острова. Но факт остается фактом – я люблю принцессу, хоть и осознаю сам: у этого чувства нет будущего.

– Чем меньше женщину мы любим, тем больше времени на сон! – со смешком поправил маг, но барон даже не улыбнулся.

– Так устроены люди, – сочувственно вздохнул Марвин, пускаясь в пространные рассуждения, – каждый мечтает о чем-то нереальном. Каждый хочет заполучить сияющую в небесах луну, столь прекрасную и недостижимую… А заполучи он ее – так, скорее всего, даже не сможет приспособить этот бесценный дар для чего-то путного. Генрих, самая заветная мечта должна оставаться нереализованной, ибо если она исполнится, то зачем тогда нам жить дальше?

Но в ответ де Грей протестующе фыркнул:

– Неправда! Если бы я заполучил любимую женщину, то уж тогда точно бы знал, как мне следует с нею поступить!

– Ну да, долго ли умеючи-то! – игриво поддел его маг.

– Вот умеючи-то как раз и долго! – колко отбил подачу барон.

Некромант возмущенно всплеснул ладонями:

– Да пойми ты, упрямый, можно прыгнуть выше головы соперника, но выше своей собственной – невозможно!

– Это как? – не понял Генрих.

– Ты можешь превзойти покойного демона во всем, – терпеливо объяснял маг, – в уме, благородстве, смелости. Но при этом ты превзойдешь лишь его, на самом же деле всегда оставаясь только самим собой. Ты – это ты, под кого бы ты ни косил! А ей – нужен только он, и ни на кого другого она не согласна! Понял?

Генрих раздраженно скрипнул зубами:

– Но если предположить, что я – лучше, то почему она продолжает любить его?

Марвин бессильно пожал плечами:

– В этом и состоит странность любви. Почему принцессы влюбляются в простолюдинов, пренебрегая принцами? Сердцу не прикажешь…

– Не верю, просто не хочу верить в подобную несправедливость! – уязвленно выкрикнул де Грей, посылая отчаянный вызов всему миру, богам и насмешнице-судьбе. – Я все равно ее добьюсь!

Но некромант недовольно поджал губы, разочарованный наивностью друга:

– Не проси у судьбы невозможного, дружище, ибо она жестоко наказывает жадных и глупых… Ты не одинок в жизни, довольствуйся хотя бы этим…

– Самое радикальное средство избавления от одиночества – это женитьба, – зло иронизировал барон. – Вот только подобный метод так же неоправдан, как ампутация ног в целях избавления от мозолей.

Марвин весело рассмеялся:

– А чего ты хочешь? По сути, все бабы одинаковы! Каждая увлеченно носится со своими личными прибабахами, эгоистично не учитывая интересов партнера, и совершенно не понимает мужчину, с которым она живет…

– Ульрика – не такая, она особенная! – не сдавался влюбленный сильф. – Не смей ее оговаривать!

– Возможно, – покладисто согласился маг, – но это даже хуже. Она привыкла к свободе и нипочем не променяет ее на твою заботу, на твою золотую клетку. Хоть борись ты за это, хоть не борись – итог очевиден…

– Кто не сдается – тот побеждает! – самоуверенно провозгласил Генрих. – Я никогда не откажусь от попытки завоевать Ульрику!

– Смотри, как бы не нашла коса на камень! – пророчески предостерег его мудрый маг. – А принцессу мне очень жалко. Возможно, она тоже не хочет понять, что жизнь заставляет нас всех решать именно те задачи, от коих мы отказываемся, которых боимся, разрешения которых избегаем. Впрочем, эти задачи все равно всплывают одна за другой, но уже на другом, более высоком витке нашего бытия. И тогда накал страстей, эмоций и переживаний при решении отложенной задачи становится значительно выше, а цена за нее – гораздо больше. Невозможно убежать от самого себя. Невозможно убежать от любви и жизни…

От морского побережья нас отделял последний дневной переход. К этому времени наш отряд разросся значительно, насчитывая более трех тысяч бойцов. Кому-то не шибко дальновидному подобная цифра могла бы показаться внушительной. Кому-то, но не мне! И правильно – ведь если оценивать объективно, то чего, спрашивается, стоила горстка моих воинов в сравнении с несметными полчищами демоницы? В сложившихся неравных условиях выступить против намного превосходящих нас сил противника – значило обречь себя на осознанное самоубийство. Но все равно иного приемлемого варианта развития событий я не видела.

Однообразно-серая степь расцветала с каждым часом, наполняясь свежими соками, цветами и запахами. В недрах оттаявшей от зимнего холода земли бурлили обновленные силы, требовательно рвущиеся наружу. Край, ранее казавшийся мне суровым и безжизненным, буквально заполонили вернувшиеся из теплых мест птицы, сумевшие пережить неблагоприятный период насекомые и занятые брачными играми животные, спешащие найти себе пару и произвести потомство. Все, способное родиться на этой скудной земле, требовательно тянулось к солнцу, торопясь вкусить обещаемых весной соблазнов. И сопровождающие меня люди тоже бездумно поддались этой упоительной вакханалии торжества жизни над смертью, с каждым днем все больше проникаясь очарованием свободы.