Вероника Иванова - Звенья одной цепи

А она все шла и шла, преодолевая намеченный путь так медленно, как только могла. И волна, катящаяся за ней, словно уставая от собственного напряжения, постепенно затухла, вскоре полностью растворившись во вновь возникающем обычном гуле, присущем любому питейно-едальному заведению.

– Надеюсь, вы все рассмотрели достаточно хорошо? – бесстрастно спросила женщина, присаживаясь за наш стол.

– Да. Но ровным счетом ничего не поняли.

– Тогда мы с вами по одну сторону, – с удовлетворением заключила незнакомка. – Потому что я тоже ничего не понимаю.

– Если бы в этом городе вовсе не было женщин… Но ведь это не так?

– Не так, – кивнула она. – Надеюсь, теперь вы понимаете, что меня тревожит?

Еще бы. Всеобщее назойливое внимание конечно же. А оно тебе не нужно, потому что ты…

– У вас есть здесь дело, не терпящее лишних свидетелей.

Я не спрашивал, и моя собеседница отметила это чуть удивленным, но тут же начавшим расслабляться взглядом, как будто последний вопрос был чем-то вроде очень важного экзамена.

– Да. Дело есть.

На меня снова посмотрели, но уже не испытующе, а скорее лукаво. Мол, продолжишь расспросы или удовольствуешься уже услышанным и увиденным?

Значит, в одном Натти оказался убийственно прав: все, что требует участия как можно меньшего количества народу, добрым не бывает. А что, если наша нанимательница – наемница, посланная придушить кого-то из купцов или местных жителей? Или воровка? Не хватало еще ввязаться в подобную передрягу!

– И сколько должно продлиться его выполнение?

– Это имеет значение?

– Мы пробудем в городе еще два дня. Потом уйдем.

Она нахмурила светлые брови, о чем-то раздумывая, и, хотя было видно, что названный мною срок ее не обрадовал, за молчанием последовал кивок:

– Пусть будет два дня. – Сказано это было с выражением типа «на безденежье и медный грош – сокровище». – А сейчас не желаете ли отужинать?

Ужин? В самом деле, пока мы ходили туда-сюда, день приблизился к вечеру, и желудок все чаще заявлял о своем неудовольствии. Ну нас хотя бы накормят, уже за это следует быть благодарным.

Женщина махнула рукой подавальщику, и тот, ловко пробравшись между столами, в мгновение ока возник рядом с нами.

– Ужин. Всем троим. И чтобы мяса было больше, чем всего прочего.

Служка понимающе ухмыльнулся, умчавшись исполнять поручение, а я невольно задумался о том, сколько денег может находиться в кошельке незнакомки, если она так легко заказывает не самую дешевую еду. В столице я ел свежее мясо ранней весной только потому, что за него платила казна Сопроводительного крыла. Здесь, поближе к земле, на которой пасутся стада, цены явно были пониже, но с соседних столов все же больше пахло овощами и кашами.

Впрочем, долго раздумывать не позволили обстоятельства: прибыли глубокие миски с дымящимся жарким, в которые мы и погрузили наши ложки, причем женщина ела чуть ли не быстрее и жаднее нас с рыжим. Так быстро, что, когда подавальщик еще только шел к нашему столу с кружками эля на подносе, от ее порции осталась едва ли одна треть.

Но питье до пересохших от жажды глоток не добралось, потому что случилось то, что очень часто случается в переполненных трактирах и харчевнях. Парень споткнулся, не удержал равновесие, и все три кружки соскользнули с подноса прямо на спину женщине. Вряд ли удар был сильным, тем более что глиняные сосуды скатились вниз целыми, зато их содержимое почти полностью вылилось на одежду незнакомки.

Прозрачно-серые глаза сверкнули отнюдь не холодной яростью, но женщина вовремя вспомнила, в каком неудобном положении находится и что сейчас не время устраивать взбучку провинившемуся служке. Тем более что он тут же кинулся извиняться и махать полотенцем, вытащенным из-за пояса, в безуспешной попытке стряхнуть на пол хотя бы часть капель жидкости до того, как они успеют впитаться в ткань кафтана.

– Я пойду наверх. Переоденусь и вернусь.

Последовала еще одна волна вожделения, на сей раз даже сильнее, нежели предыдущая, потому что намокшая одежда намного яснее обрисовала тонкую гибкую фигуру, а потом все вновь стихло. Все, кроме кислого запаха пролитого эля.

Натти разочарованно посмотрел на пол и отодвинулся подальше от темной лужицы, лениво подползающей к сапогам:

– Эх, столько добра пропало…

Добра? Я еще раз присмотрелся и принюхался.

Нет, дружище, доброго в том, чем нас хотели напоить, не было почти ничего. То ли прокисшее, то ли вовсе недоваренное питье. За такое бьют морду даже в самой захудалой харчевне на окраине Веенты, а здесь находятся люди, которые, хотя и считают каждую монету, все же не станут портить свой желудок дурным питьем. Я не рискнул бы даже пробовать то, что разлилось под столом. Думаю, женщина тоже. Так на что тогда рассчитывал подавальщик? Ведь наше чутье ничем не было приглушено.

Я посмотрел на парня, снующего по залу все с тем же подносом, уставленным куда большим количеством кружек, чем предназначалось нам. Сильный. Ловкий. Ухватистый. Конечно, и на старуху бывает проруха, но…

И тут, словно посмеиваясь надо мной или, напротив, желая оправдаться за ранее доставленные неприятности, жизнь решила сделать небольшой подарок. Подавальщик качнулся, видимо так же, как в предыдущий раз, попав подошвой сапога на неровный участок пола. Однако вопреки ожиданиям все закончилось совершенно иначе, нежели несколько минут назад. Парень изогнулся всем телом так, чтобы изменить ось равновесия на более соответствующую обстоятельствам, подался в ту же сторону, куда начали съезжать по подносу кружки, выровнял скорости движения, остановил коварную посуду, не дав той даже качнуться, не то что опрокинуться, выпрямился и невозмутимо доставил заказ по назначению.

Хм. А ты достаточно умел, братец. И если справился сейчас, должен был справиться и тогда. Если только…

Я подозвал подавальщика и, когда тот услужливо склонился над столом слева от меня, собираясь спросить: «Чего изволите?», поймал ворот его рубахи и недвусмысленно натянул.

– Кто велел тебе облить женщину?

– Какую женщину? Облить? Да что вы такое говорите, эрте?! Да я никогда бы…

Мои пальцы скользнули по складкам ткани, как по струнам, и в следующий миг парень обнаружил, что дышать ему стало намного труднее.

– Я не буду спрашивать долго.

– Эрте…

– Кто?

– Какой-то купец, – прохрипел подавальщик. – Точно из приезжих, а не местный. Сказал, повеселиться, мол, хочу.

Не знаю, какое веселье подразумевалось, но главная цель была достигнута: женщина осталась одна. Причем в положении, которое…

– Где ее комната?

– Наверху. Третья от лестницы направо.

Натти оказался на ногах еще раньше, чем я, но торопиться мы не стали, чтобы не привлекать излишнего внимания на случай, если в зале присутствовали подручные того незадачливого воздыхателя. Прошли между столами, вроде как переговариваясь о своих делах, поднялись по ступеням и, только когда скрылись из поля зрения трапезничающих, ускорили шаг.