Марина Ефиминюк - Магические узы

− Ищем, − поправил тот. − Этим занимается Свечка.

Все-таки сжав на прощание в медвежьих объятиях, Богдан уехал и оставил меня один на один с опустошенностью. День потянулся, похожий на густой золотой мед, сладкий до горечи. Потом его сменили сумерки, окрашенные розоватыми отблесками умирающего солнца. Лес медленно погружался в дрему и настороженно шумел кронами вековых деревьев, а на ухожен-ные папоротники и травы заструилась темнота. Мгла, не спеша, опускалась из густых ветвей, стелилась по земле и заползала клубами на полянку перед домом, пока окончательно не напол-нила густой свежий воздух.

Не в силах заснуть, я вышла на улицу, прихватив плед, и устроилась на качелях. Над го-ловой чернело небо, а луна, похожая на блин, таращилась сверху на неспокойный лесной океан. С ночным светилом перемигивались крошечные фонарики у самой земли и, отбрасывая в воздух желтоватое сияние, рисовали круги на траве. Темнота наполнила эльфийский заповедник перешептыванием листьев, стрекотом сверчков и потусторонним совиным уханьем. Из черной густоты леса светились далекие огни соседских особняков. По дороге за сплошной полосой высоченных дубов изредка шуршали по брусчатке припозднившиеся автокары. Их фары вспыхивали во мгле и мерились силой света с понурившими головы фонарями.

Где-то на другой планете продолжалась жизнь, но на моей Земле не осталось даже комаров. Обычно в лесу от них не спасали и растирки, а тут ни одного пищащего гада, способного составить мне компанию. Наверное, их специально распугивали заклинаниями, чтобы не мешали богатеньким жителям наслаждаться спокойными томными вечерами.

Завернувшись в покрывало, я коснулась зеркальца коммуникатора, и оно послушно ото-звалось, высветив на экране крупные зеленые цифры. Пальчик привычно набрал персональный номер старшего брата, и автоответчик насмешливым голосом Богдана прочитал мне выученную наизусть тираду: 'Сейчас я ответить не могу, поэтому оставьте свое сообщение. Но если тебя зовут Веда Истомина, и ты моя младшая сестра…' Не дослушав, я отключила вызов, а потом, раздумывая всего мгновение, быстро, пока не покинула решимость, позвонила Стрижу.

Наверное, от волнения я перепутала набираемые цифры. Зеркало вспыхнуло надписью: 'Ветров старший', и мои внутренности скрутило болезненной судорогой. Через секунды ти-шины раздался далекий и в то же время невероятно близкий голос: 'Вале, это Ратмир. Ответить не могу, − поприветствовал он, и как-то сразу стало понятно, что в действительности ему совершенно нет никакого дела до проблемы, с какой его беспокоили. − Оставьте сообщение, и я перезвоню. Салве', − попрощался он на языке аггелов.

От неожиданности у меня сжался желудок. В испуге я моментально отключила вызов, и со страхом уставилась на коммуникатор в дрожащей руке. Бьющееся, как у мышки, сердце за-ныло, и закололо глаза. Ратмира больше не было, но он оставался в незримом пространстве, где никто никогда не помешает мне слышать его.

− Ветров старший, − сдавленно прошептала я, по-настоящему страшась муки различить знакомый баритон еще раз, но страстно желая этого.

И снова голос забормотал мне в ухо: '…Это Ратмир. Оставьте сообщение, и я перезво-ню'.

По щекам текли слезы, а фразы повторялись и повторялись бесконечное число раз: '…Я перезвоню'.

− Перезвони мне, пожалуйста, − жалобно попросила я автоответчик. Уже не существуя, Ратмир ласкал меня и оставался рядом. Всхлипы утихли, тело ослабело. Вытерев нос, я снова потребовала от практически разрядившегося приборчика:

− Ветров старший.

Тишина заполнилась тихим треском и шипением, а потом грянул длинный гудок…

Сердечный стук оборвался, чтобы в следующий момент оглушительно загрохотать. Чуть живая от волнения я выпрямилась на качелях, вслушиваясь в длинные гудки, казавшиеся мне самой чудесной музыкой… и коммуникатор отключился. Экран медленно затухал, становясь черным.

− Нет! − вырвалось у меня, и, задохнувшись, я почти подпрыгнула. − Нет, нет! Только не сейчас!

Пальцы без толку тыкали в умершее зеркало, и оно никак не отзывалось на касания. Во мне взбурлила злость.

− Проклятье!

Бесполезный приборчик был отброшен в гневе, и, звякнув, разлетелся на зеркальные ос-колки о мощный ствол дуба.

− Эй, ты там с кем воюешь? − раздался недоуменный возглас Богдана. В смятении я вскинулась, заметив фигуру брата в круге света на полянке. Лицо, полузакрытое капюшоном куртки, озарялось маленьким фонариком, и, казалось, что свет прочертил у носа глубокие чер-ные шрамы.

− У тебя есть коммуникатор? − выкрикнула я, вскакивая с качелей, и едва не рухнула во влажную траву, запутавшись в пледе.

− Веда, ты чего? − брат недоуменно следил за моим стремительным приближением. Не смущаясь, я полезла лихорадочно трясущейся рукой в карман Богдана, стараясь нащупать ком-муникатор. От нетерпения не получалось устоять на месте, и ноги пританцовывали. − Ты рех-нулась? − Брат попытался отодвинуться.

Неожиданно за толстыми разлапистыми дубами вспыхнули фары. Странное предчувст-вие заставило меня замереть и отойти на шаг, внимательно вглядываясь в лицо Богдана.

− Истомин, − хрипловато уточнила я и прочистила горло, набираясь смелости, − а кто тебя привез?

Вслед моему вопросу в тишине леса оглушительно взревел мотор автокара, словно бы водитель в раздражении слишком сильно нажал на педаль газа. Свет замелькал между деревьев, отдаляясь. Я проводила огни смятенным взором, а потом снова глянула на Богдана. Тот замкнулся, сжав челюсти.

Ответ пришел сам собой, и правда выглядела еще более неправдоподобной, чем ложь, ведь Богдан просто не мог поступить так жестоко!

− Тебя ведь привез Ветров? − за этим вопросом стоял десяток других, еще более мучи-тельных и неудобных.

− Веда… − брат замялся, пытаясь найти удобоваримое объяснение, и нервно сунул руки в карманы.

− Ратмир ведь жив? − мне было по-настоящему страшно произнести вслух слова, кото-рые дарили надежду. Я не могла ошибиться, такой пытки не пережить и за три долгие жизни!

− Ты о чем? − не слишком искренне проворчал брат в ответ, явно чувствуя неловкость. Он старательно и трусливо отводил взор, а потом и вовсе отвернулся, не в состоянии врать мне в глаза.

− Ты позволил мне думать, что он погиб?!− прыснув нервным смехом, я прикрыла рот дрожащей ладошкой и попятилась.

− Я не понимаю, почему ты решила, будто он погиб, − все еще пытался защищаться Бо-гдан, а ноги, утопая во влажной траве, шаг за шагом отделяли меня от брата, и между нами не-зримо оседала земля, образовывая огромную бездонную пропасть.

− Ну, ты и ублюдок, Истомин… − прошептала я помимо своей воли.

Богдана перекосило от обидного словца. Вспылив, он цапко схватил меня за руки, с си-лой сжав запястья, и дернул к себе: