Лорел Гамильтон - Божественные проступки

Я опустилась на колени, рядом опустился Гален. "Богиня, позволь Касвину увидеть нас. Позволь ему понять, что мы его друзья".

Рука Галена нагревалась в моей, не просто становилась теплой, а так, как если бы он грелся на солнце и его кожа передавала эту теплоту. Он улыбался приветственной, добродушной улыбкой, и Касвин посмотрел на него. Из его широко распахнутых глаз начала утекать паника.

- Гален. - Протянул он.

- Да, Вин, это я.

Он с отчаянием оглядел комнату, но глаза задержались на мне.

- Принцесса, куда она ушла?

- Кто ушел? - Спросила я, но была уверена, кого он имел в виду.

Касвин покачал головой, и его волосы снова закрыли лицо.

- Я не осмеливаюсь произносить ее имя после наступления темноты. Она снова найдет меня.

- Она не в Лос-Анджелесе.

- Лос-Анджелес? - Он сделал это вопросом.

Гален спросил:

- Вин, ты знаешь, где ты?

Касвин облизнул губы, его глаза снова стали испуганными, но теперь это был другой вид страха. Это был страх не от пост-травматического стресса, а от того, что он не знал, где он находится, не поминал, как он здесь оказался.

Его глаза снова распахнулись от страха, и он прошептал:

- Нет, я не знаю. - Он посмотрел на нас, и мы с Галеном одновременно дотронулись до него. Это было случайно и не намеренно, но мы дотронулись одновременно до его голой кожи чуть ниже закатанных рукавов? Не важно, почему так случилось, но сейчас через нашу кожу дышала магия. И эта магия не была подавляющей, как это могло оказаться в волшебной стране, но возможно это была именно та магия, в которой сейчас нуждался Касвин. Может быть, он нуждался для излечения в чем-то более нежном, как запах весны или первого летнего дня, когда на лугах распускаются цветы.

Слезы наполнили его глаза, когда он пристально поглядел на нас, и мы вовлекали его в наши объятия и держали его, пока он плакал. Мы держали его, а нас окружал аромат цветов.

Той ночью я спала между Галеном и Касвином с одной стороны, и с Рисом по другую строну широкой кровати. Не было никакого секса, потому что просто наши прикосновения для Вина были нужнее, чем банальный трах. Он уже был изломан трахом, поэтому руки, держащие его, пока он засыпал, должны были хотя бы попытаться изменить это. Это было совсем не то окончание дня, которого мне бы хотелось, но когда я засыпала, обволакивая собой Вина, и прижимающимся к моей спине Галеном, я поняла, что это был не самый плохой способ завершить этот день.

Мой сон начался в военном хаммере. Тот самый хаммер, в котором меня спасала Национальная гвардия, когда я просила их сопроводить меня подальше от обоих дворов моих родственников. Но в хаммере не было ни одного солдата. Не было ни одного из моих стражей. Я была одна на заднем сидении хаммера, который передвигался совершенно самостоятельно. Понимая, что это было не правильно, а значит это был всего лишь сон. Мне приснилась та бомба, уже давно взорвавшаяся наяву. И в этот момент я поняла, что хаммер был черным, полностью совершенно черным, и я знала, что это был не военный хаммер, а новая форма Черной Кареты Ночной Охоты, до сих пор бывшая лимузином. Это был волшебный предмет, который служил правителям Неблагого Двора в течение многих столетий. Когда то это был фаэтон, а затем и карета с четырьмя вороными лошадьми, чернее любой безлунной ночь и с глазами, пылающими огнем, который никогда не никого не мог согреть. Потом, карета изменилась и стала длинным черным лимузином с горящим огнем вместо двигателя под капотом. Черный лимузин когда-то просто появился и имел свою собственную силу, свою жизнь и был старше самого старого представителя любого двора фейри, старше любого двора фейри, древнее, чем кто-либо мог помнить сколько он существовал, а значит существовал он тысячелетия. В любом случае, это было что-то между живым существом и волшебной вещью, но определенно у него был собственный разум.

Только вот почему он был в моем сне? И это была только сон, или черный лимузин был для "реалистичности" фантастического ландшафта? Лимузин не мог говорить, поэтому я не могла его спросить, и я была в нем одна, а значит не могла спросить кого-нибудь другого.

Автомобиль ехал по узкой дороге. Мы выехали на поляну, где взорвалась бомба. Я оказалась здесь, и в моих плече и руке были осколки, большие осколки, которые не выпали во время моего магического лечения раненных солдат. Никогда раньше у меня не было дара исцеления наложением рук, но той ночью он у меня был. Но сначала был взрыв.

Холодный зимний воздух проникал через открытое окно. Я открыло окно, чтобы воспользоваться магией против наших врагов, потому что солдаты умирали, защищая меня, а я не могла допустить, чтобы это произошло. Они не были моими солдатами, не были моими стражами, и отдавать свои жизни ради моей защиты было неправильно. Нет, если я могла остановить это.

Взрыв разорвал мир с шумом и силой. Я ждала удара и боли, но их не было. Мир вздрогнул, и внезапно мы оказались посреди дня, под ярким горячим дневным светом. Я была ослеплена этим ярким светом, и повсюду вокруг был песок. Я никогда не была нигде, где могло бы быть так много песка и скалы. Жара вливалась в открытое окно, как будто я заглядывала в открытую палящую духовку.

Единственное, что напоминало ту ночь, были взрывы. Мир резонировал от них, и колеса хаммера скакали по неровной земле, которая до бомбежки была дорогой.

Недалеко от нас был еще один хаммер с пустынным камуфляжем, за ним прятались солдаты, используя хаммер как укрытие от пуль, слишком маленькое укрытие, не способное защитить от свистящих вокруг осколков. Дальше по дороге бомба образовала еще один кратер.

Я услышала крик: "Они двигаются к нам. Они двигаются к нам!".

Один из солдат, спрятавшихся за хаммером, попытался выбраться из-за него, но свистевшие по грязи пули не давали это сделать. Они были зажаты и вот-вот умрут.

Тогда солдат с другой стороны повернулся и увидел черный хаммер. На коленях у него был автомат, который он придерживал одной рукой. Вторая рука обхватывала что-то, висящее на шее. Я думала, что это был крест, но когда я пригляделась, то поняла, что это был осколок. Осколок, висящий на кожаном шнурке.

Он уставился на меня своими большими карими глазами, его кожа была настолько загоревшей, что он казался темной версией того человека, которого я помнила. Это был Бреннан, один из солдат, которых я излечила той ночью.

Его рот двигался, и я поняла, что произносит мое имя. Звуков не было слышно за шумом оружия и боя. "Мередит", - произносил он одними губами.

Хаммер двигался к нему, и пули, казалось, совершенно не вредили ему, и когда следующая ракета попала по нему, то это никак не сказалось. Я только почувствовала, как взрывная волна прошлась по моему телу и ударила в живот. Песок и грязь падали, как сухой дождь на блестящий черный металл хаммера.