Олекса Чернышев - Не стреляй в ангела

— Что ты делаешь, мерзавка?! — вырвалось у меня со злостью.

— Для кого я тут распинаюсь? — спросила она гневно. — Перестань жалеть себя! Ты совершенно здоров!

Я решил прекратить весь этот балаган, вспомнив о существовании телефона и полиции. Я направился к аппарату. Правда полиция не всегда может помочь, — пронеслось в голове, когда мой взгляд упал на распростертое тело сержанта.

Едва я попытался набрать номер, как какая-то неведомая сила прижала мои руки вдоль тела по бокам, и у меня появилось ощущение, что мою персону плотно перебинтовали, подобно куколке тутового шелкопряда. Я оторвался от пола и медленно поплыл по воздуху в верхний угол кухни. Там я перевернулся горизонтально, лицом вниз, и словно приклеился спиной к потолку. Оттуда мне было хорошо видно Марию, которая как ни в чем не бывало продолжала сидеть за кухонным столом. Мое нелепое положение ужасно ранило самолюбие, но я никак не мог освободиться от невидимых пут.

— Повиси немного там, — предложила Мария строго.

— Чего ты от меня добиваешься? — сдавленно прохрипел я.

— Для начала, ты меня должен выслушать. И ты выслушаешь меня, хочется тебе того или нет.

Выражение лица Марии не оставляло и тени сомнения в серьезности ее намерений.

— Так вот, мы остановились на том, что человеку непристало претендовать на роль властителя вселенной. Ведь его заслуги весьма скромны даже в овладении силами тех сфер, о которых я уже говорила в нашей беседе: реальной, магической, духовной и ментальной. К тому же, мир не ограничен только этими сферами — помимо них существуют и другие.

Мария встала из-за стола и прошлась по комнате. На этот раз я слушал ее внимательно — подействовал преподнесенный мне урок.

— Вот — я, — продолжила тем временем она. — Для меня открыты те сферы приложения своих сил, которые вам, людям, невозможно постичь в силу вашей ограниченности. Например: с лесным кабаном вы никогда не будете общаться на равных, так как для него невозможно осознание своего «Я». Вы обращаетесь с животными, как с существами низшего сорта. Вы их убиваете ради забавы на охоте, проводите на них медицинские эксперименты, — все это вы делаете, заранее зная о том, что животные как и люди ощущают боль, видят сны, им знакома радость, тоска и другие эмоции. У них нет только своего «Я», их сфера влияния — вне ментального. Но самосознанием, все не ограничено. Я имею власть над теми силами, которые вам, людям, неподвластны. Вы для меня — существа низшего порядка, как растения — для животных, а животные — для человека.

— Ты хочешь испробовать на мне новую прививку против чумы? — я попытался пошутить.

— Примитивно, — ответила Мария.

— Ты хочешь меня съесть? — спросил я, опасаясь, как бы это не оказалось правдой.

— Я собираюсь поохотиться, — ответила Мария, и у меня по коже побежали мурашки.

— Выпустить в лесу и побегать за мной с ружьем?

— Не стоит проводить такие упрощенные параллели, — сказала Мария. — Более уместно другое сравнение — охота при помощи гончих собак или при помощи специально обученного беркута. Птицу ловят, учат, и она охотится для человека, совершенно не понимая что ее эксплуатируют. Вот ты у меня нечто вроде такой птицы, которую я поймала в силки.

— Но почему именно я? — у меня почти не осталось сил удивляться.

— Потому, что ты попал в мой капкан.

— Какой капкан? — не понял я.

— Ты купил в лавке меч. Он и был моим капканом. Но тебе совсем не нужно знать все, да я и не смогу тебе всего объяснить. Если ты окажешься способным учеником — ты кое-что поймешь. Не все конечно, но кое-что. Вы ведь учите медведей ездить на велосипеде, так и ты чему-то сможешь научиться в нашем мире, но полное понимание сущности природы к тебе никогда не придет. Человек не может понять даже свой мир, что уж тут говорить о моем!

Вот оказывается с какой отправной точки начались все мои приключения, — подумал я. — Я вляпался в это дерьмо еще в Пномпене! Угораздило же найти приключений на свою задницу!

— Все будет хорошо, Марк, — утешила меня Мария. — Я постараюсь не быть с тобой жестокой. Я не обижаю людей ради своего удовольствия — только на охоте. А охотиться я буду не только на тебя, но и при помощи тебя. Будь паинькой, и тебе не придется меня бояться.

При этих словах Мария изменила свои очертания. Ее фигура превратилась во что-то безформенное и пестрое.

— Тебе придется немного поучиться. Я думаю, ты легко справишься с этой задачей, — продолжала безформенная масса голосом Марии как ни в чем не бывало. Но ее голос стал заметно ниже, почти как мужской.

— Мы сейчас отправимся на полигон — райское местечко, — на месте безформенной массы на кухне медленно появился сержант — целый и невредимый, одетый по всем правилам, в то время как настоящий сержант все еще продолжал лежать бездыханный на полу.

Голос Марии постепенно превратился в голос сержанта, совершенно неотличимый от оригинала. Внешне двойник был идеальным. Отличался только взгляд — более жесткий и властный.

— Мне придется тебя усыпить, иначе ты не вынесешь дороги, — сказал сержант. — А потом ты вернешься обратно.

— Я не буду на тебя работать! — закричал я.

Мне вовсе не импонировала мысль быть усыпленным и отправленным на какой-то полигон.

— Если бы тебя кто спрашивал, — заметил сержант.

Он посмотрел на меня ничего не выражающими глазами, и я почувствовал, как мое тело отделилось от потолка и стремительно понеслось вниз. Но удара не последовало — я мягко провалился в темноту.

Я очнулся от холодного прикосновения к груди чего-то гладкого и мерзкого. Еще только просыпаясь и пытаясь взять под контроль непослушный со сна мозг, я уже знал что сейчас мне не стоит открывать глаза. Сработал инстинкт, безошибочно и филигранно, тот самый инстинкт, который не раз когда-то спасал от гибели моих далеких предков.

Я лежал на спине на прохладной и влажной земле. Я лежал и пытался вспомнить: кто я, и как я оказался распростертым здесь, под открытым небом, среди встревоженного и незнакомого пения птиц. Наконец я осознал себя — как Марка Шнайдера, и в моей голове события последних дней выстроились в упорядоченную последовательность.

Ощущение опасности не исчезло, оставаясь ровным, не усиливаясь и не уменьшаясь. Я не знал наверняка, почему оно у меня возникло. Может быть виной тому был встревоженный птичий гам?

Я осторожно приподнял веки, сохраняя дыхание ровным и спокойным, но это удалось с большим трудом: на моей груди пригрелась здоровенная змея. Она свернулась многослойным кольцом, похожая на цветной пластиковый шланг, и ее длинный раздвоенный язык очень быстро выскакивал из аккуратно очерченного рта, впитывая своими рецепторами окружающие запахи.