Стивен Эриксон - Полуночный Прилив

Раб сохранял неподвижность, внутреннюю и внешнюю, созерцая жуткую и вместе смешную сцену. Нелепая реальность мира говорила сама за себя.

Вначале ее самоконтроль был абсолютен. Он схватил ее за руку, потянул, притягивая поближе. — Майен, — прохрипел император. Голос, старавшийся выразить нежность, но выказавший только грубую похоть. — Поведать ли тебе мои грезы? — Резкий смех. — Не сейчас. Не так. Не в… таких деталях.

— Ты уже выразил свои мечты, Рулад. Недавно.

— О да, зови меня Рулад. Как прежде. Между нами ничего не изменилось.

— Но я твоя императрица.

— Моя жена.

— Мы не можем делать вид, будто ничего не изменилось.

— Я научу тебя, Майен. Я прежний Рулад. — Он заключил ее в объятия — по детски неловкие. Золотое кольцо рук. — Майен, ты его дар. Его доказательство преданности. Он сделал то, что должен был сделать брат.

— Я обручена…

— А я император! Я могу сломать законы, правящие Эдур! Прошлое мертво, Майен, и именно я кузнец грядущего! И ты, рядом со мной. День за днем я ловил твои взоры и все яснее чувствовал желание в твоих глазах. О, мы знали, что в конце концов тебя возьмет Фир. Что можно было сделать? Ничего. Но я все изменил. — Он отступил на шаг, но не выпустил ее руки. — Майен, жена моя. — И принялся ее раздевать.

Реальность. Миг за мигом, ковыляющие вперед. Нескладные необходимости. Руладовы мечты о миге близости, каковы бы ни были их детали, обернулись набором земных неудобств. Одежду сорвать нелегко, если она скроена не твоими собственными руками. Пассивность женщины прибавляла неловкости его действиям, пока всякий налет романтичности не улетучился.

Удинаас видел, что его похоть гаснет. Конечно, не надолго — ведь Рулад молод. Чувства объекта желаний не интересны, а ведь Майен стала именно объектом. Трофеем.

Император снова заговорил, показав тем самым, что чувствует полнейшее несовпадение их желаний: — Я вижу по твоим глазам, как ты меня хочешь. Теперь никто не встанет между нами, Майен.

«Встанет, Рулад. Хуже того: уродство стало частью твоей плоти. Летерийское золото обратилось к выполнению своих естественных наклонностей. Летериийское золото овладело этим Эдур. Ха».

Страсть императора вернулась. Он убедил себя своими же словами.

И потащил женщину к постели. Постель принадлежала Ханнану Мосагу и потому была узкой. Места для двоих не хватало, что не показалось Руладу препятствием. Он завалил Майен на спину. Поглядел сверху вниз и произнес: — Нет, так я тебя раздавлю. Вставай, любовь моя. Ты возляжешь сверху. Я подарю тебе детей. Обещаю. Много детей, которые приведут тебя в восторг. Наследников. Много наследников.

Удинаас расслышал в этих словах голос чистого инстинкта. Предвкушение грядущего возмездия. Повод перенести ужас настоящего.

Рулад улегся на кровать. Раскинул руки.

Она уставилась на него. Попыталась оседлать эту бесформенную кучу золота. Опустилась…

Игра смертных, сексуальный акт. Десятилетия жизни кажутся мигом. Пробуждение, пир ошеломительных ощущений, короткий выброс энергии, должный порождать другую жизнь, быстрое утомление… и смерть. Рулад юн. Он еще недостаточно ублажил свое эго.

В те секунды, когда Рулад задергался под телом Майен, когда его рык стал тоненьким взвизгом, Удинаас успел различить, как ломается ее самоконтроль. Словно внутри разгорелась искорка, способная стать истинным желанием, возможно, даже наслаждением. Затем, когда он кончил, искра замигала и угасла.

В этом миг Удинаас поверил, что Майен стала Императрицей и Супругой Императора. В этот миг умерла вера ее духа — если «вера» правильное слово для тайной войны между предчувствием и надеждой. Имейся в его душе сострадание, он понял бы это и выразил сочувствие. Но сострадание — это доблесть, понимание, выходящее за рамки простого наблюдения; а всего этого Рулад лишен.

Услышав тихие всхлипы из другого угла комнаты, Удинаас осторожно повернул голову и увидел последнего, четвертого обитателя комнаты. Как и он сам, ставшего свидетелем насилия во всей его метафорической широте. Но этот свидетель попал в ловушку чувств.

К ней вела одна из вытоптанных в ковре тропинок.

Пернатая Ведьма прижалась к стене, закрыв лицо трясущимися руками.

Еще немного шума — и ее могут казнить. Рулад слишком близко познакомился с процессом умирания. Он не желал вспоминать, чего оно стоило ему и всем его близким. Хуже того, он лишился тормозов.

Удинаас собрался прокрасться к ней, чтобы сказать: «Потише». Однако взор его упал на тропки ковра, и раб понял — дистанция слишком велика.

Сидящая на Руладе Майен опустила голову.

— Еще, — сказал император.

Она выпрямилась и возобновила ерзанье; Удинаас видел, как отчаянно ищет она искру удовольствия. И находит.

Желаешь хорошего, смиряешься с самым плохим. Так ли все просто? Не втоптана ли эта запутанная, неточная карта в рассудки всех мужчин и женщин? Вопрос, не стоящий раздумий, решил Удинаас. Он и так слишком многое потерял.

— Заткни эту суку!

Раб подпрыгнул от резкого крика императора.

Рыдания стали еще громче, возможно, как ответ на пыхтение Майен. Удинаас рванулся через ковер, туда, где скорчилась в полумраке Пернатая Ведьма.

— Выведи ее! Убирайтесь оба!

Девушка не сопротивлялась, когда Удинаас поднял ее за руку. Он склонился к уху. — Послушай, Пернатая. Ты чего ожидала?

Ее голова дернулась, во взоре мелькнула ненависть. — От тебя, — прорычала она, — ничего.

— От нее. Не отвечай — нам надо уходить.

Он провел ее к боковой двери, затем в коридор для слуг. Закрыв за собой дверь, протащил девушку шагов на пять по проходу. — Нет причин для плача. Майен попала в ловушку, Пернатая Ведьма. Как все мы. Не тебе рыдать о ней, ищущей и умеющей найти удовольствие.

— Должник, я поняла, к чему ты клонишь. — Она вырвала руку. — Этого ты хочешь? Моей сдачи? Чтобы я получила удовольствие, пока ты мною пользуешься?

— Я именно таков, Пернатая. Я Должник. Чего я хочу? Мои хотения ничего не значат. Они безмолвно умирают в моем рассудке. Думаешь, я стану преследовать тебя? Домогаться любви? — Раб покачал головой. Она смотрела в его глаза. — Ты права. К чему это?

— Не хочу иметь с тобой ничего общего.

— Да. Знаю. Но ты служанка Майен. А я, кажется, стал личным рабом Рулада. Император и императрица. Взглянем в лицо реальности. У нас же сносные отношения.

— Были. Как я понимаю, больше не так.

— Ладно. Тогда давай общаться лишь при необходимости.

Он кивнул.

Ее глаза сузились: — Не верю.

— Мне все равно.

Неуверенность. Неловкость. — Что за игру ты начал, Удинаас? Кто говорит твоими устами? — Она сделала шаг назад. — Надо рассказать ей. О том, кто таится в тебе.

— Если сделаешь это, Пернатая, разрушишь свои же шансы.