Стивен Эриксон - Полуночный Прилив

— Ложь!

— … приведший вас всех к предательству. Вы изменили прежним союзникам, Тисте Анди. Напали на них по приказу Кровавого Глаза. Убили сражавшихся бок о бок с вами. Вот подлинное наследие Тисте Эдур. Спроси Ханнана Мосага, Рулад Сенгар. Спроси своего брата Фира. Мать. Женщины знают. Их память оказалась менее… избирательной.

— Хватит, — взмолился Эдур, впиваясь ногтями в собственное лицо. — Ты отравляешь меня бесчестием — вот цель… всего сказанного тобой.

— Может быть, я предлагаю освобождение, — прошептал Увечный Бог. — Возможность все возместить. Она внутри тебя, Рулад Сенгар. У тебя есть сила перестроить все по своей воле. Империя будет твоим отражением, ничьим иным. Ты сбежишь от нее? Если таков твой выбор — мне поистине придется искать другого. Такого, что окажется менее… щепетильным.

Меч зазвенел, выпав из руки Рулада.

— Делай выбор.

Вифал видел, как меняется лицо Рулада. С воплем Эдур склонился, подхватил меч — и пропал.

Грубый смех. — Вифал, сколь немногое способно меня удивить!

Мекрос в отвращении отвернулся.

— Погоди, Вифал. Я вижу твое недовольство, твою усталость. Что тебя так мучает? Я задаю себе именно этот вопрос.

— Парень не заслужил такого…

— Он нет, как раз заслужил. Все они заслужили.

— Да, — ответил Вифал, смело посмотрев на Скованного Бога, — кажется, это единственное доступное тебе суждение. Но разве оно чисто?

— Осторожнее. Моей благодарности остается все меньше.

— Благодарности? — Вифал засмеялся не менее грубо. — Ты с благодарностью втянул меня в свои интриги. Прелестно. Может быть, вскоре ты с признательностью меня убьешь? — Он всмотрелся в скрытую плащом фигуру. — Я же понимаю твои трудности. Теперь понимаю, и проклинаю себя за то, что не понял сразу. У тебя нет владений, нет подданных, как у других богов. Ты сидишь в палатке, и это все твое королевство. Так? Больная плоть, вонючий, спертый воздух. Стены тоньше кожи, и за ними — жар старых и бессильных желаний. Твой мир — и ты в нем один… ирония в том, что ты не можешь повелевать даже своим телом.

Приступ кашля. — Избавь меня от сочувствия, мекрос. Я основательно поразмыслил над твоими проблемами и нашел приемлемое решение. Ты скоро увидишь. Тогда сам обдумай сказанное мне сегодня. А сейчас уходи.

— Ты так и не понял? Чем больше боли ты причиняешь окружающим, бог, тем больше боли возвращается к тебе. Ты сам посеял семена своего ничтожества. Ты сам отметаешь заслуженное сочувствие.

— Я сказал — уходи. Построй свое гнездо, Вифал. Шлеп заждалась.

Они вышли на иссушенный ветрами лужок. Справа морские волны набегали на берег, слева виднелась дельта широкой реки. Вверх по реке находился обнесенный стенами город.

Серен Педак поглядела на далекие строения. Высокие и узкие башни, казалось, клонились в сторону моря. — Старый Кеттер. Тридцать лиг к югу от Трейта. Как такое возможно?

— Садок, — пробормотал сгорбившийся Корло. И сел на землю. — Гнилой, зараженный, но все же садок.

Аквитор пошла к пляжу. Солнце жарко пылало над головой. «Надо помыться. Отмыться. Море…»

За ней шел Железный Клин, державший в руке просоленное вместилище души Тисте Анди.

Серен вошла в море. Пенистая вода покрыла лодыжки.

Чтящий метнул штучку над ее головой. Слабый всплеск.

Голени. Бедра.

«Отмыться. Очиститься».

По грудь. Накатила волна, оторвав ее ото дна, покатив к берегу. Замолотив руками, Серен восстановила равновесие и снова направилась на глубину. Холодная соленая вода покрыла лицо. Светлая, прогретая солнцем вода плеснула в глаза. Вода кусала ссадины и ранки, вода наполняла рот, просила пустить себя и дальше.

«Вот так».

Руки схватили ее, потянули вверх. Она не смогла вырваться.

«Чистота!»

Лицо обжег холодный ветер. Свет больно ударил по глазам. Она дергалась, кашляя и плача, но руки безжалостно влекли ее на берег. Бросили на песок. Когда она попыталась вырваться, руки очень туго сжали предплечья; в ушах зазвенел голос: — Я знаю, милая. Знаю, каково это. Но не таким путем…

Теперь она лишь бессильно всхлипывала.

А он все не отпускал ее.

— Исцели ее, Корло.

— Проклятие, я выдохся…

— Сейчас. И спать. Заставь ее уснуть…

«Нет, ты не можешь умереть. Опять. Ты нужна мне».

Как много слоев спрессовано на окаменелых остатках… Миг сильного давления, кожа, какая толстая кожа, несущая следы бесчисленных мелких смертей. И жизнь была голосом, не словами, но звуком, движением. А все остальное — молчание, тишина. За пределами последнего эха ждет забвение.

Нужно было умереть в первый раз. Этот мир ей чужд. Врата запечатаны, стерты. Ее муж — если он еще жив — давно окончил траур. Ее дочь сейчас, наверное, уже стала матерью и бабкой. Она пила драконью кровь, сразу за Аномандером. Где-то она жила, жила свободной от горя.

Необходимо думать именно так. Единственное оружие против безумия.

Смерть предлагает лишь один дар.

Но что-то не отпускало ее.

Какой-то голос. «Это воистину беспокойные моря. Не думал, что мой поиск окончится так…легко. Да, ты не смертная… но сойдешь. Сойдешь».

Останки вдруг зашевелились, тяжело задвигались. Стягивались воедино кусочки слишком мелкие, чтобы разглядеть их. Будто припоминали, что когда-то были целым. В море, в донном иле ожидало все необходимое для плоти, крови и костей. Все более громкое эхо, возрождение, поиск формы. Она огляделась в ужасе.

Увидела, как тело — знакомое, но такое странное — выбирается из ила. Ил сгустился, набух и взорвался, отдавшись на волю течений. Взметнулись руки, тело явилось целиком.

Она блуждала рядом, побуждаемая подойти ближе. Войти. Но она знала, что еще слишком рано.

Тело, покинутое так давно. Это неправильно. Нечестно.

Оно бездумно ползет по морскому дну. По сторонам мечутся причудливые создания, привлеченные взметенными осадками, испуганные молотящей руками фигурой. Многоногие крабы разбегаются с ее пути.

Набежало странное облачко; над головой замерцал свет. Руки пробили поверхность. Плотный песок под ногами начал подниматься.

Лицо омыл воздух.

И она шагнула, влезла в тело, подобно огню пронеслась по мышцам и костям.

Ощущения. Холод, ветер, запах соли и гниющих водорослей.

«Мать Тьма, я… жива».

Глас возвращения прозвучал не смехом, но стоном.

Все собрались, едва разнеслась весть о смерти императора. Город взят, но Рулад Сенгар убит. Ему свернули шею, словно цыпленку. Тело лежало там, где пало; раб Удинаас стоял на страже — мрачный часовой, не узнающий никого, просто взирающий на облаченный в золото труп.

Ханнан Мосаг. Майен с плетущейся сзади Пернатой Ведьмой. Мидик Бун, ныне омытый кровью воин. Сотни Эдур, обрызганных кровавыми ошметками славы и убийства.