Баркер Клайв - Пятый доминион

Заметив Клема, негр, сидевший на низкой ограде рядом с воротами садика, поднялся, чтобы защитить вход. Клема это не остановило. В позе негра не было заметно угрозы, да и в садике царило полное спокойствие. Спящие не ворочались и не издавали криков. Судя по всему, им снились приятные сны. Те, кто стоял вокруг костра, разговаривали шепотом, а когда они смеялись, что случалось поминутно, с уст их срывался отнюдь не тот хриплый, отчаянный звук, к которому привык Клем, а легкий, непринужденный смех.

- Кто ты такой, парень? - спросил его негр.

- Меня зовут Клем. Я заблудился.

- Ты не похож на бездомного, парень.

- Я и не бездомный.

- Так почему же ты здесь?

- Я уже сказал: я заблудился.

Негр пожал плечами. - Станция Ватерлоо вон там, - сказал он, махнув приблизительно в том же направлении, откуда появился Клем. - Но тебе придется долго дожидаться первого поезда. - Он перехватил взгляд Клема, устремленный в сад. - Извини, парень, сюда тебе нельзя. Если у тебя есть свой дом, отправляйся туда.

Однако Клем не двинулся с места. Взгляд его был прикован к одному из людей у костра, который стоял спиной к воротам.

- Кто этот человек, который сейчас говорит? - спросил он у часового.

Негр оглянулся.

- Это Маляр, - ответил он.

- Маляр? - переспросил Клем. - Ты, конечно, хотел сказать Миляга.

Клем не повышал голоса, но слоги этого имени, должно быть, далеко разнеслись в тихом воздухе, потому что стоило им сорваться с его губ, как человек у костра запнулся и медленно повернулся к воротам. Он выделялся темным силуэтом на фоне костра, и черты его различить было не так-то просто, но Клем знал, что не ошибся. Человек вновь повернулся к своим собеседникам и сказал какую то фразу, которую Клем не расслышал. Потом он отошел от костра и направился к воротам.

- Миляга? Это я, Клем.

Негр отступил в сторону и открыл ворота, чтобы выпустить из сада человека, которого он назвал Маляром. Человек остановился и пристально изучал незнакомца.

- Я тебя знаю? - спросил он. В голосе его не слышалось враждебности, но не было в нем и теплоты. - Ведь я знаю тебя, верно?

- Да, ты знаешь меня, друг, - ответил Клем. - Ты знаешь меня.

***

Вдвоем они пошли вдоль реки, оставив за спиной спящих вокруг костра людей. Вскоре стали очевидны произошедшие в Миляге многочисленные перемены. Во-первых, конечно, он толком не знал, кто он такой, но были и другие изменения, имевшие, как почувствовал Клем, еще более глубокую природу. Речь его была простой, равно как и выражение его лица, которое было попеременно то встревоженным, то безмятежным. Что-то от того Миляги, которого знали он и Тэйлор, исчезло - возможно, навсегда. Но что-то готовилось занять пустующее место, и Клем почувствовал желание быть рядом с этим новым хрупким я, чтобы охранять его от опасностей.

- Это ты написал картины? - спросил он.

- Да, вместе с моим другом Понедельником, - сказал Миляга. - Мы работали на равных.

- Я не помню, чтобы ты когда-нибудь рисовал нечто подобное.

- Это все места, в которых я побывал, - сказал ему Миляга. - И люди, которых я знал. Они стали возвращаться ко мне, когда у меня появились краски. Но медленно, очень медленно. Еще так много у меня в голове... - Он поднес руку ко лбу, покрытому плохо зажившими ссадинами. - ... и все это сбивает меня с толку, не дает сосредоточиться. Ты зовешь меня Милягой, но у меня есть и другие имена.

- Джон Захария?

- Это одно из них. А еще внутри меня есть человек по имени Джозеф Беллами, и человек по имени Майкл Моррисон, и человек по имени Олмот, и человек по имени Сартори. Кажется, что все они - это я, Клем. Но ведь такого не бывает, а? Я спрашивал у Понедельника, и у Кэрол, и у Ирландца, и все они сказали, что у человека может быть два имени... ну, три, но никак не десять.

- Может быть, ты прожил другие жизни и теперь вспоминаешь их?

- Если это так, то я не хочу больше вспоминать. Это слишком больно. Я никак не могу сосредоточиться. Я хочу быть одним человеком с одной жизнью. Я хочу знать, где мое начало и где конец, чтобы прекратилась эта чертова карусель.

- А что в ней такого плохого? - спросил Клем, искренне недоумевая, какой вред может принести обладание множеством жизней, вместо одной.

- Потому что я боюсь, что этому никогда не наступит конец, - ответил Миляга. Он говорил спокойно и ровно, словно метафизик, достигший крутого обрыва и описывающий открывшуюся перед ним бездну тем людям, которые не смог-ли - или не захотели - пойти за ним следом. - Боюсь, я привязан ниточками ко всему остальному миру, - сказал он. - А это значит, что мне не выплыть. Я хочу быть этим человеком, или тем человеком, но не всеми людьми сразу. Если я - каждый из людей, то я никто и ничто.

Он остановился и повернулся к Клему, положив руки ему на плечи.

- Кто я? - спросил он. - Скажи мне. Если любишь меня, скажи мне. Кто я?

- Ты - мой друг.

Конечно, этот ответ не был шедевром красноречия, но других у Клема просто не было. Миляга пристально вгляделся в лицо своего спутника и не сводил с него глаз минуту или даже больше, словно прикидывая, сумеет ли эта аксиома перебороть ужас, таящийся у него в голове. И медленно, очень медленно, в уголках его рта зародилась улыбка, а в глазах заблестели слезы.

- Так ты видишь меня? - спросил он тихо.

- Разумеется, я тебя вижу.

- Я спрашиваю не про глаза, а про твое внутреннее зрение. Существую ли я в твоей голове?

- Я вижу тебя ясно, как кристалл, - ответил Клем.

И это действительно было правдой - сейчас, больше чем когда бы то ни было. Миляга кивнул, и улыбка его стала уверенней.

- Кто-то еще пытался научить меня этому, - сказал он. - Но тогда я не понял. - Он задумался, а потом произнес:

- Неважно, как меня зовут. Имена - это пустяк. Я есть то, что я есть внутри тебя. - Он медленно обнял Клема. - Я - твой друг.

Он крепко сжал Клема, а потом отступил в сторону. Слезы его высохли.

- Кто же это учил меня этому? - удивился он.

- Может быть, Юдит?

Он покачал головой.

- Ее лицо постоянно у меня перед глазами, но это была не она. Это был кто-то, кого потом не стало.

- Так, может быть, это был Тэйлор? - спросил Клем. - Ты помнишь Тэйлора?

- Он тоже меня знал?

- Он любил тебя.

- Где он сейчас?

- Ну, это совсем другая история.

- Вот как? - ответил Миляга. - А может быть, все это едино?

***

Они продолжали свой путь вдоль реки, обмениваясь вопросами и ответами. По просьбе Миляги Клем подробно изложил жизнь Тэйлора, от рождения до смертного ложа и от смертного ложа до солнечного луча, а Миляга в свою очередь изложил все имеющиеся у него догадки по поводу природы того путешествия, из которого он возвратился. Хотя он помнил не так уж много деталей, он знал, что в отличие от Тэйлора оно не привело его к свету. По пути он потерял много друзей, имена которых смешались с именами его прошлых воплощений, и видел смерть и разрушение. Но видел он и те чудеса, которые теперь были запечатлены на бетонных стенах. Бессолнечные небеса, сверкавшие зеленью и золотом; дворец зеркал, похожий на Версаль; огромные, загадочные пустыни; ледяные соборы, наполненные звоном колокольчиков. Слушая эти россказни и созерцая перспективу уходящих во всех направлениях неизвестных миров, Клем ощутил, как та легкость, с которой он раньше принял представление о безгранично свободном я, катающемся на карусели нескончаемых превращений, понемногу оставляет его. Те самые перегородки, от тоски по которым он искренне пытался отговорить Милягу в самом начале их разговора, теперь выглядели очень соблазнительно. Но они были ловушкой, и он знал об этом. Их удобство стреножит и в конце концов задушит его. Он должен сбросить с себя свой старый, затхлый образ мысли, если хочет отправиться рядом с этим человеком в те края, где мертвые души превращаются в свет, а бытие является порождением мысли.