Генри Олди - Приют героев

– Омфалос.

– Во-во, про ам-фаллос брякнула! Он им для мирового счастья шибко нужен.

– Господа, вы в очередной раз спасли крепундию и, скорее всего, мою жизнь. Я в неоплатном долгу…

– Да чего там…

Скрипнула наружная дверь.

– Кого там еще бесы несут?!

В коридоре затопали мерные шаги.

– Умоляем простить за прерванный здоровый сон, – прозвучало из-за двери. Слегка запоздалый, раздался вежливый стук. – Малые неживые товарищи просят у малых живых товарищей разрешения войти. Скажите малым неживым товарищам: добро пожаловать!

– Мертвецы! – дернулся Рене, едва не оглушив волчицу костылем.

– Дрейгуры, – с видом знатока поправил барон. – Не бойтесь, они мирные. Я сегодня имел удовольствие командовать парочкой: исключительно трудолюбивые и законопослушные ребята. Небось, хозяева Чуриха прислали справиться, что за шум. Входите!

– Скажите малым неживым товарищам: добро пожаловать! – упорствовали в коридоре.

– Добро пожаловать!

На пороге возник щуплый и костлявый дрейгур, как обычно, в одной набедренной повязке. Глаза ходячего покойника неприятно блестели. Виной тому, скорее всего, был лунный свет.

За спиной парламентера маячили тени еще нескольких.

– Убедительно просим малых живых товарищей вернуть важный предмет… предмет… важный. Предмет называется Пуп Земли. Омфалос. Да, Омфалос. Отдать. Просим. Очень убедительно. Настоятельно, да. Крайне.

– Хрен вам, а на ам-фаллос! – рявкнул на незваных гостей Кош. – Пшли вон!

– Малым неживым товарищам не нужен хрен. Хрен есть. Нужен Омфалось. Просим отдать. Настоятельно…

Дрейгур шагнул вперед, освобождая дверной проем. Вслед за ним в комнату начали заходить, толкаясь, остальные мертвецы.

– Приказываю немедленно покинуть помещение!

Понадобилось усилие, чтобы голос прозвучал достойно.

– Не то вышвырну, – набычась и закатывая рукава, хмуро добавил Кош.

– Малые неживые товарищи не могут покинуть. Нужен Омфалос. Отдайте.

Мертвецы заполнили большую часть комнаты, вкрадчивыми шажками надвигаясь и окружая «малых живых товарищей». Они очень старались не наступить на связанную волчицу и Германа, по-прежнему остававшегося без памяти. От этой предупредительности мороз бежал по коже.

– Сделайте же что-нибудь! – завизжал Рене. Не устояв на ногах, он повалился на кровать барона. – Ее нельзя отдать этим трупам!

– Прекратить панику! – отрезал барон, не чувствуя, однако, особой уверенности. – Сейчас они уйдут…

– Они не уйдут, – поправил разговорчивый дрейгур. – Они хотят Омфалос. Они хотят, и они хотят.

– Мало ли чего вы хотите! Убирайтесь вон!

– Я говорю волшебное слово. Дайте, пожалуйста. Благодарю за внимание…

«Анри, где ты?! Навалятся скопом, задавят… Чары, ходячие покойники – сударыня вигилла, это по части Тихого Трибунала! А „двух Т“ вечно нету, когда они требуются… Прорваться к дверям? прыгнуть в окно, унося медальон?.. ах, Анри, блудная чародейка…»

Привыкнув в служебных делах не рассчитывать на помощь других, барон удивлялся несуразной надежде на всемогущество Генриэтты Куколь.

Совсем нервы расшатались…

Неожиданно рыжий дурак-оборотень взревел ужаленным под хвост несвезлохом, сгреб в охапку ближайшего дрейгура и швырнул его в остальных. Двое упали, сбитые на пол, но остальные надвигались. Сразу две руки потянулись к крепундии. Бить усопших было неловко, стыдно, а главное – бесполезно; но ничего другого не оставалось. Мертвецы отшатнулись от ввязавшегося в драку барона, стараясь достать медальон издали. Рядом буйствовал Кош, расшвыривая чурихскую обслугу, как игрок – чушки в «Забойнике», но упрямые «товарищи» вставали и шли к цели.

В правом ухе мерзко зажужжала сердитая муха, отвлекая внимание. Конрад выругался, стряхивая с себя особо настырного дрейгура, и жужжание оформилось в членораздельный вопрос:

– Барон, что у вас происходит?!

Голос вигиллы Куколь звенел тревогой.

Белые мухи роились в ночи.

Кружились над берегом озера, над черной водой, над песком, просеянным сквозь пальцы времени; звенели крылышками, сучили лапками, опустившись на гальку, и вновь отправлялись в полет. Басовитое жужжание складывалось в «Et incarnatus est» – пятиголосный хор из трагедии «Заря», полный тихой, глубокой печали, когда плавная скорбь темы движется в сопровождении вздохов скрипок и мерной поступи органа. Мухи сбивались в снежные хлопья, начиная вертеться колесом, колесо вытягивалось в овал, наподобие зеркала, всасывая бледно-желтый свет луны. Зеркальце пудреницы в руках вигиллы ловило блестящие, шустрые зайчики и отправляло в ненасытный овал, способствуя укреплению структуры.

Мало-помалу в «зеркале» проступила картина: комната, тесно набитая мертвыми и живыми, как тыква – семечками.

Только семечки не дерутся между собой.

Сняв криптование с подсаженной барону «мушки» и разворачивая фасцину для панорамного обзора, Анри сама, своими руками ломала об колено легенду проникновения в Чурих. Даже сельский дурачок легко поймет: бывает, что два сотрудника особых служб Реттии, случайно знакомые по прошлым делам, оказываются в одном месте. Но взаимная фасцинация ясно говорит про умысел, сговор, тайную цель: здесь требуется разрешение высокого начальства. А гроссмейстер Эфраим – никак не тупица…

К счастью, гроссмейстер не стал заострять внимание на скользкой теме. Что там подумал Эфраим Клофелинг, что отметил и приберег на будущее – неизвестно, но он вглядывался в «бледное зерцало» так, словно от этого зависело существование Чуриха. Лоб старца пересекла вздутая вена, раздваиваясь на манер рогатки у границы тюбетея; поджатый рот превратился в шрам. Рядом с гроссмейстером стоял, напряженно сутулясь, Фернан Тэрц. Комично, но сейчас профос Надзора очень напоминал стряпчего, озабоченного иском в пользу хозяина «Приюта героев», жертвы коварства гостей.

– Кто-то перехватил контроль над дрейгурами, – наконец произнес гроссмейстер. Вена на его лбу грозила лопнуть. – В чурихской кадавральне… над моими дрейгурами…

Ледяной и ровный, его голос был похож на стилет, готовый войти под ребра.

– Ищите! – велел профос Тэрц, берясь за жужжащую раму обеими руками. – А я пока займусь нитями… Извините, вигилла, тут слишком большое расстояние…

Рама под его пальцами деформировалась, выгнулась, превращаясь в арфу. Прямо поверх изображения комнаты, где творилось непотребство, натянулись струны: частью – жильные, частью – серебряные. Ногти профоса страшно удлинились, становясь плектрами: такие «когти» арфисты надевают на пальцы для усиления звука, но в случае с Тэрцем это вызывало содрогание. В доме малефика, когда Анри пришла «арестовывать» Мускулюса и застала лже-стряпчего во время безмолвной схватки, ничего похожего не происходило. Видимо, пространство действительно сказывалось на мастерстве блокатора: у малефика, дело вершилось на расстоянии вытянутой руки, а здесь между профосом и дважды восставшими дрейгурами раскинулась роща криптомерий.