Генри Олди - Приют героев

Барон втайне разделял желания собаки.

Граф с третьей попытки вскарабкался в седло («О-о… у моего жеребца слишком высокие стремена!..»); жеребец фыркнул, но в целом воспринял Эрнеста Ривердейла благосклонно.

Последним из «Приюта героев» выбрался Икер Тирулега. Взглянув на него, барон не удержался и хмыкнул. По-прежнему облаченный в одежды угольного цвета, чудной господин Тирулега впридачу нацепил на себя… лошадиные шоры! Учитывая широкополую шляпу, низко надвинутую на нос, и поднятый воротник плаща, создавалось впечатление, что от Черной половины гостиницы отделилась крепостная башня в миниатюре, с узкой бойницей наверху. Что при этом видит двоюродный дедушка вора Санчеса, оставалось загадкой. Тем не менее, что-то он все же видел, ибо сразу направился к вороному скакуну («Стильно!» – оценил барон) и таинственным путем оказался в седле.

Словно чернильная клякса размазалась по боку животного, чтобы наверху оформиться в человеческую фигуру. Тирулега смотрел строго вперед, не шелохнувшись. Коня он держал не за узду, а за гриву, верней, за холку, двумя пальцами.

– В дорогу, дамы и господа? – осведомился граф. И, не дожидаясь ответа на свой, в сущности, риторический вопрос, подвел итог сборам:

– Да благословит нас Вечный Странник!

Пожилой аристократ придержал жеребца, давая фон Шмуцу возможность проехать вперед и возглавить маленький отряд. Ну что ж, если граф сам предлагает… Конрад оглянулся на спутников, ободряюще махнул рукой и пустил кобылу шагом. Кош Малой хлестнул вожжами равнодушных битюжков. Скрипнули колеса трогающегося с места фургона.

Квест начался.

У входа в «Приют героев», не стыдясь слез, плакал Трепчик-младший. Трудно сказать, от горя или от радости, но батистовый платок хозяина гостиницы промок насквозь.

– Я всегда уважал Тихий Трибунал! – с нажимом произнес Эфраим Клофелинг, тряхнув седыми кудрями. – Всегда!

На всякий случай он обвел собравшихся взглядом: не станет ли кто возражать? Не заявит ли, что гроссмейстер Совета Высших некромантов Чуриха чихать хотел на трибуналы обитаемого мира, тихие и шумные, оптом и в розницу? Что бессонными ночами рвет в клочья и сжигает в камине знамя с колоколом и змеей – стяг королевской службы расследования преступлений, совершенных с отягчающим применением магии? Что сочиняет в стихах и прозе непристойные дополнения к легенде о возникновении Тихого Трибунала?!

Легенду Анри в свое время учила наизусть.

Некий маг-преступник бежал от мага-мстителя, укрывшись под безъязыким колоколом звонницы Благого Матта, в надежде, что громада металла спасет его от расплаты. Мститель, настигнув жертву, в облике гремучего змея трижды обернулся вокруг колокола и облизывал его до тех пор, пока колокол не раскалился, а беглец не превратился в жаркое. Затем змей вновь стал человеком, поступил на службу Реттийской короне и с благословения его величества Робура Завоевателя основал Трибунал – Тихий, как колокол без языка, и неотвратимый, как змеиная месть. Очень впечатляющая история. Правда, по одной из неофициальных версий все трое – мститель, преступник и король Робур – были любовниками, а преступление сводилось к измене второго первому и третьему с прекрасной Козеттой де Резетт, дочерью Исидора Драного, очарованной при помощи заклятого «Венка сонетов». Чудны пути истории – имена магов забылись, сгинув во тьме веков, а имя красотки сохранилось доподлинно!

Впрочем, это мало что меняло по сути.

И не гроссмейстер Эфраим сочинил эту пикантную версию.

– Но с равным почтением я отношусь и к Просперо Кольрауну! Сударь Мускулюс, вы, как я знаю, любимый ученик и доверенное лицо господина Кольрауна?

Анри мысленно оценила ловкость хитрого гросса. Почтение, испытываемое Клофелингом к боевому магу трона, имело под собой веские основания. Не подкопаешься. Так уважают гостя, которого очень не хочется однажды увидеть на пороге. Даже с ценными подарками в руках.

– И я очень, очень уважаю лейб-малефициум Реттии под руководством прославленного Серафима Нексуса, виртуоза иглы! Это чудесные люди, истинные знатоки порчи и сглаза, в числе которых я рад видеть коллегу Андреа! Коллега, вы ведь близки с милейшим Серафимом? Или я ошибаюсь?

– Ваше чернокнижие! – вмешалась вигилла, опасаясь, что перечень уважаемых гроссмейстером людей и служб затянется до завтра. – Надеюсь, все эти достойные чувства приведут Совет Чуриха к единственно правильному решению?

И выразительно помахала ордером на арест.

Эфраим Клофелинг улыбнулся ордеру, как другу детства, встреченному после долгой разлуки, и вновь с ожиданием уставился на малефика. Длинные, гибкие пальцы гроссмейстера нервно теребили аккуратную бородку, где, в отличие от кудрей, еще оставались черные волосы. Временами, найдя особо черный – или особо колючий – волосок, некромант плотно захватывал его, выдергивал, смутно улыбался и возвращался к прерванному занятию.

Вспоминался рассказ вора Гвоздилы.

Там фигурировал обаятельный чародей с бородой цвета черненого серебра.

– Да, – ответил Мускулюс на вопрос старца. – Я очень близок к господину Кольрауну. И к господину лейб-малефактору Нексусу я тоже очень близок. И его величество меня ценит. С некоторой натяжкой можно сказать, что я и к королю близок. Фаворит трех господ.

Ордер он проигнорировал, даже не взглянув в сторону могучей бумажки.

– И ко мне! – вмешалась красотка Наама. – Эфраимчик, прошу учесть нашу близость!

Эти близости, как ясно читалось в дивных очах хозяйки будуара, уводили малефика все дальше и дальше от ареста. Что ж, Анри устраивало такое положение вещей.

– Сложная, архисложная ситуация, – гроссмейстер скорбно поджал пухлые, отнюдь не старческие губы. – Просто рунный ребус! Коллеги, я хотел бы еще раз выслушать обе заинтересованные стороны. Во избежание. С кого начнем?

Делая вид, что раздражена и нервничает, Анри принялась клацать замком сумочки, которую не выпускала из рук. На третьем щелчке из сумочки выпала бирюзовая бусина и лягушкой ускакала под кровать. Гроссмейстер раздул ноздри, но быстро успокоился: тайным заклятьем здесь не пахло. Ошибка исключалась: маг уровня Клофелинга обладал тончайшим нюхом на чары. Просто бусина. Пусть валяется. Позже велим слугам подобрать и вернуть владелице.

В углу, под цветущей геранью, скорчился близкий к обмороку Фернан Тэрц. Стряпчий нюхал флакон с ароматическими солями, выданный ему добросердечной некроманткой. Раз в три минуты он оглушительно чихал и жестами молил о снисхождении.

«Герань, – машинально отметила Анри, припомнив „Цветочный грезник“. – Пеларгония головастая, пахнет розой с кислинкой. Кто-то в этом будуаре страдает бессонницей…»