Вольфганг Хольбайн - Возвращение колдуна

Говард замер.

У разбитых дверей появились две высокие тени. Это были мужчины, облаченные в длинные черные плащи, с замаскированными лицами и обоюдоострыми мечами в руках, на рукоятках которых был высечен золотой, извергающий огонь дракон…

Вначале вокруг меня не было ничего, кроме темноты. Словно удушающее покрывало, чернота накрыла мое тело и мои воспоминания. Это длилось недолго — всего лишь короткое, но ужасное мгновение. Однако даже эти несколько секунд показались мне мучительной вечностью, потому что я не мог понять, кто я и где нахожусь. Когда черный туман, окутавший мой разум, рассеялся, глубоко внутри меня проснулась ужасная боль, но вместе с ней ко мне вернулась память. Вернулись мои воспоминания…

Передо мной расстилалась черная как ночь равнина. Она была такая же бесконечная, как сама вечность, с мягкими волнами, как в океане, который застыл во время движения, и холодным сиянием луны цвета белой кости, луны слишком близкой и слишком большой…

Я моргнул и потер пальцами виски, растерянно вглядываясь в беспросветную тьму, которая все еще окружала меня. Что это были за воспоминания? Я никогда не был в этой стране, никогда ничего о ней не слышал, не читал. И все же я видел перед собой такую реальную и четкую картину, что в какой-то момент едва не протянул руку, чтобы потрогать черные пористые волны и почувствовать их противное тепло, прикасаясь к грубой сиропообразной субстанции…

А потом образы стали расплываться, и я осознал, что начинаю погружаться в иллюзорный мир. Я застонал и сильно надавил большим и указательным пальцами на закрытые веки, пока перед глазами не заплясали маленькие разноцветные звездочки. Боль помогла мне вернуться в реальность. На один короткий миг я вдруг почувствовал потребность оказать сопротивление невидимому противнику, который удерживал меня в серой паутине из липких нитей. Когда же я разорвал ее одним резким движением, все эти образы и картины исчезли из моего разума.

Открыв глаза, я осознал, что темнота уже не была такой полной, и разглядел темные потрескавшиеся деревянные стены впереди, справа и слева от меня. Коснувшись рукой чего-то холодного и твердого, я прислонился спиной к еще одной стене, находившейся сзади, и попытался осмотреть себя. Сквозь изорванную одежду, свисавшую клочьями, просвечивала покрасневшая, воспаленная кожа, покрытая черными корками запекшейся крови. Все мое тело казалось одной сплошной пульсирующей болью.

Откуда-то издалека до меня доносились приглушенные голоса, но они были настолько искажены, что я не смог понять ни слова. К счастью, это были голоса людей. По крайней мере, это мне удалось разобрать. Я попытался выпрямиться и уперся головой в слишком низкий потолок. Из-за неосторожного движения я едва не упал, но удержался, поскольку пространство ящика было крошечным.

Крошечное пространство ящика…

Эти слова несколько раз отозвались эхом в моей голове, пока я наконец не понял, почему они вызвали во мне такой мрачный, ужасающий резонанс.

Ящик! Маленький! Из дерева!

На мгновение меня охватила паника. И хотя часть моего сознания оставалась ясной, я готов был кричать и неистово биться в истерике, с ужасом представляя, что нахожусь в гробу. Возможно, я уже глубоко под землей, а глухие голоса снаружи не что иное, как молитва священника, который благословляет гроб, и болтовня могильщиков, с нетерпением ожидающих окончания службы, чтобы можно было начать забрасывать гроб землей.

Неужели я был погребен заживо?!

Однако видение исчезло так же быстро, как и появилось, и паника сменилась ощущением слабости. Облегченно вздохнув, я прислонился к сырой стене и задумался. Гробы обычно оставляют в могиле в горизонтальном положении, а я стоял вертикально. Набрав в легкие побольше воздуха, я начал кричать, и голоса снаружи на какое-то мгновение затихли. Затем они зазвучали снова, но уже громче и возбужденнее, и наконец я услышал чьи-то быстрые, семенящие шаги, которые приблизились ко мне. Раздался глухой стук о деревянную поверхность моего тайника, что-то заскрипело, а затем мне в глаза ударил ослепительно яркий солнечный свет.

Я застонал, инстинктивно поднял руку к лицу и попытался разглядеть человека, который стоял передо мной. На фоне яркого света силуэт мужчины казался черной тенью, обрамленной солнечным ореолом. Несмотря на смятение, охватившее меня, я мгновенно почувствовал, как он весь напрягся.

— Черт побери! — удивленно воскликнул он. — Что вы здесь делаете и кто вы такой?

Прошло несколько секунд, прежде чем я смог опустить руку и посмотреть на него сквозь слезы, застилавшие мои глаза. А потом потребовалось еще больше времени, чтобы прийти в себя и преодолеть парализующий страх и чувство беспокойства, которые вызвали во мне его слова.

— Проклятие! Отвечайте же, — потребовал незнакомец, — как вы сюда попали и кто вы?

Но я не ответил и на этот раз. Не то чтобы я не хотел — просто у меня не было сил сделать это. И я не знал ответа, который он хотел от меня услышать…

Холод висел в воздухе невидимым туманом, и было слышно, как скребут по твердому полу своими крошечными лапками крысы. В помещении стоял полумрак, хотя сквозь небольшие зарешеченные окна высоко под потолком пробивался свет. Здесь было слишком много неясных теней, которые, казалось, поглощали весь свет. Создавалось впечатление, будто за серой пеленой пряталось нечто жадное и впитывало в себя животворные силы, проникавшие сюда вместе с солнечными лучами.

Говард устало поднял голову, глубоко вдохнул и, наверное, в сотый раз попытался сорвать тонкие кожаные ремни, которыми были стянуты за спиной запястья. Однако его усилия вновь оказались безрезультатными. Человек, связавший ему руки, очевидно, знал толк в этом деле, и теперь Говард не мог даже пошевелить пальцами, не говоря уже о том, чтобы освободиться от пут.

— Оставьте как есть, — неожиданно прогнусавил низкий голос позади него.

В тишине, царившей во влажном подвале подземелья, он прозвучал слишком громко. Несмотря на ситуацию, которая не располагала к веселью, в голосе явно слышался шутливый оттенок.

Говард повернул голову и молча посмотрел на связанного здоровяка, лежавшего за его спиной.

— Вы только делаете себе больно, — продолжил Рольф. — Парень знал, как нужно связывать человека.

Говард промолчал и на этот раз. Они провели в подвале долгие восемь часов, но за все время перекинулись лишь десятком фраз. Страх, закравшийся в их души, отнюдь не располагал к дружеской беседе. Говард закрыл глаза, провел кончиком языка по распухшей нижней губе, разбитой в драке, и шумно вздохнул. Однако он тут же скривился: дышать было больно. Наверняка они сломали ему одно или даже несколько ребер. Он едва ли мог вспомнить, как все произошло. Одетые в черное воины налетели на него и Рольфа, как самый настоящий ураган. В памяти остались лишь расплывчатые картинки с мелькающими перед глазами руками и ногами.