Вольфганг Хольбайн - Возвращение колдуна

И за это я отблагодарил старину Говарда недоверием и подозрительностью! Какой же я идиот!

Наконец решившись, я протянул руку к двери и постучал. Естественно, как я и предполагал, никакого ответа не последовало. Я постучал еще раз, немного подождал и положил руку на дверную ручку.

Она повернулась и неожиданно отломалась.

Ошеломленный, я уставился на оцинкованный кусок металла, зажатый в моей руке. Вся его поверхность была в пятнах и трещинах, а из отломавшегося стержня тонкой струйкой сыпалась коричневая ржавчина, напоминавшая сухую кровь. Дверная ручка выглядела так, как будто она целое столетие пролежала в сырой земле. Я испугался от одной этой мысли, и в тот же миг дверь резко распахнулась и из нее выглянул Говард.

В полутьме коридора я не мог разглядеть его лицо, но голос показался мне холодным и подчеркнуто сдержанным.

— Почему бы тебе не зайти, вместо того чтобы портить дверь? — спросил он.

Нервно покусывая губы, я улыбнулся и прошел мимо него в комнату. Отломанную ручку я продолжал вертеть в руках.

Говард захлопнул за собой дверь, но намеренно не закрыл ее на замок. Ручка с внутренней стороны тоже отвалилась. И если бы замок защелкнулся, у нас возникли бы большие трудности при выходе из комнаты.

— Зачем ты это сделал? — спросил Говард. — Тебе больше не нравится твой дом?

Несмотря на шутливый тон, его голос прозвучал неестественно, а лицо осталось бесстрастным.

— Я… не понимаю, — пробормотал я. — Я всего лишь дотронулся до ручки, даже не напирая на нее.

— Это старый дом, — спокойно сказал Говард, пожимая плечами. — Возможно, тебе нужно обратиться в какую-нибудь строительную компанию, чтобы подлатать тут все и навести порядок. — Он замолчал и, чуть помедлив, вежливо осведомился. — Чем обязан?

Я посмотрел на него, положил отломанную дверную ручку на полку камина и опустил глаза.

— Извиниться, — решительно произнес я. — Все, что я сказал в библиотеке, было глупо с моей стороны. Мне очень жаль.

Говард сдержанно кивнул.

— Я верю тебе, Роберт. Не принимай слишком близко к сердцу. Я ведь тоже не очень умно повел себя. — Неожиданно его лицо осветила улыбка, и на этот раз она была настоящей. — В принципе, Роберт, это моя вина: довольно глупо таскать с собой фальшивый паспорт. Ведь документ может попасть в чужие руки — и тогда проблем не оберешься. Я должен быть благодарен тебе, вместо того чтобы нападать и злиться…

Я облегченно вздохнул, повернулся к нему и собрался уже ответить. Однако в этот момент мой взгляд скользнул по кровати Говарда, и слова, которые я с таким трудом подбирал, застряли у меня в горле. На застеленной кровати Говарда стоял чемодан, а вокруг лежала разбросанная одежда и другие личные вещи.

— Ты… куда-то собираешься? — спросил я, не в силах скрыть волнения.

— Как видишь.

Говард торопливо подошел к кровати, как попало сложил рубашки и, запихнув их в чемодан, захлопнул крышку.

— Я отъезжаю завтра утром, — коротко сказал он. — С первым же поездом на Доувер.

— Но ты… — Меня охватило смятение, и я замолчал, окончательно растерявшись. В желудке вновь появился ледяной ком. То, что я чувствовал, граничило с отчаянием. — Пожалуйста, Говард, — тихо произнес я. — Мне очень жаль. Я… не хотел ничего такого говорить. Я не собирался…

— Мой отъезд не имеет никакого отношения к тому, что произошло между нами, — прервал меня Говард.

На этот раз его голос прозвучал настолько сдержанно, как будто он говорил с посторонним человеком. Причем с неприятным человеком, присутствие которого вызывает самые негативные эмоции. Однако Говард, как всегда, оставался подчеркнуто вежлив.

— Но к чему этот поспешный отъезд?

— Он отнюдь не поспешный, — спокойно сказал Говард. — Ты переоцениваешь значимость своей персоны, Роберт. Я уехал бы в любом случае. — Он пожал плечами. — Может быть, на несколько дней позже. Но мне нужно уехать.

Я воспринял его слова как пощечину.

— Но почему?

— Это дело не имеет к тебе никакого отношения и касается меня одного. Оно связано с господином ван дер Гроотом… и людьми, которые его послали.

— Ван дер Гроотом? А что с ним? Я думал, что полиция…

— …арестовала его, — перебил меня Говард.

Взгляд, которым он меня наградил, был отстраненным и как бы говорил, что его дела меня не касаются. «Теперь уже да», — с горечью подумал я.

— Но речь не идет лично о фламандце, — продолжил Говард. — Ван дер Гроот не самая главная фигура. Намного важнее те люди, которые стоят за ним. И поверь мне, это дело никоим образом не связано с тобой, Роберт. Это… старый счет, по которому я уже давно должен был заплатить.

— У меня нет… никакой возможности извиниться перед тобой? — тихо спросил я. — Я совершил ошибку. Прости меня. Больше я ничего не могу сказать.

— Да это и не нужно, — ответил Говард. — А что касается ошибки — так теперь нам не в чем упрекать друг друга. Я должен был сам обо всем догадаться. Такому человеку, как я, нельзя заводить друзей.

— Говард, я…

— Пойми, сейчас мои мысли заняты совсем другим, — быстро сказал он. — Когда-нибудь ты поймешь это, Роберт. Не сейчас. — Он улыбнулся, вынул сигару из кармана жилетки, покрутил ее в руке, но не зажег. Затем он неожиданно резко сменил тему. — А что с тем письмом, которое я тебе принес? — спросил он. — Судя по штемпелю, оно должно быть из какого-то ведомства. Если тебе нужна моя помощь или доктора Грея…

Какое-то мгновение я растерянно смотрел на него, совершенно не понимая, что он имеет в виду. После ужасной размолвки, которая произошла между нами, я засунул письмо в карман и напрочь забыл о нем. Теперь я вытащил его, быстро взглянул на печать и разорвал конверт.

— Вызов? В суд? — Говард удивленно поднял брови. — С каких это пор английское правосудие стало так быстро принимать решения?

— Это не относится ни к нападению на дом, ни к смерти Торнхилла, — ответил я. — Это вызов по делу о спорах на море. Речь идет о Баннермане.

— Тогда ты должен обязательно пойти, — сказал Говард, прочитав письмо. — Грей будет сопровождать тебя.

— Мне было бы лучше, если бы ты… тоже был со мной, — запинаясь, неуверенно произнес я.

— В понедельник? — Он покачал головой. — Это невозможно, Роберт. В понедельник я буду уже в Париже. По крайней мере, я надеюсь на это.

Было еще так много всего, о чем бы я хотел сказать ему, но у меня, к сожалению, появилось ощущение, что все мои попытки помириться бесполезны. Поэтому я развернулся и молча вышел из комнаты.

Я чувствовал себя таким подавленным и отчаявшимся, словно попал в дурной сон. Неужели возможно, чтобы несколько необдуманных слов, сказанных в сердцах, могли разрушить все то, что за несколько месяцев превратилось в дружбу?