Дмитрий Емец - Маг полуночи

Хоорс оправился от удивления.

– Я не верю тебе.

– Поверь и подумай, зачем бы мы призвали тебя? Мефодий отправляется в лабиринт Храма, и ему, возможно, пригодится твое умение. Он впустит тебя в себя, если ему необходим будет меч.

– А твое умение? Ты что, разучился уже владеть клинком? – насмешливо спросил Хоорс.

– Нет, как видишь. Но я пока жив.

– Мудрое уточнение! Как много смысла оно вмещает! – с вызовом, но уже как будто уступая, сказал Хоорс.

Он скользнул взглядом по темному клинку Арея, по его руке, заглянул ему в глаза – спокойные, холодные глаза под полуприкрытыми веками – и решился.

– Я ухожу, ладно, – сказал он с усилием. – Но лишь потому, что я знаю, ч т о такое Мефодий Буслаев для мрака. У меня к тебе просьба, Арей… Просьба старого врага. Ты выполнишь ее?

– Если она будет разумной.

– Найди мой клинок… Тот жалящий клинок, с которым я погиб когда-то. Мне не хватает его. Я скучаю… Я… я вспоминаю его там, в пустоте. Ты знаешь, где он теперь? У кого?

– Я постараюсь узнать, где он… Обещаю тебе, Хоорс! – сказал Арей.

Голос Хоорса, дрогнувший было, вновь стал высокомерным.

– Отлично, Арей, я ухожу. Но не думай, что я ушел навсегда. Теперь я знаю сюда дорогу… До встречи!

Дафна ощутила легкое дуновение, охладившее ее разгоряченный лоб. Мефодий, зажатый где-то на задворках сознания, внезапно ощутил, что стальная воля Хоорса отпустила его.

Арей встретился с ним взглядом и, поняв, что Хоорс ушел, убрал руку с клинком.

– Ты ждешь сочувствия, синьор помидор! Сочувствия не будет. Не надо было снимать барьер! Я же предупреждал тебя: держи границу! – сурово сказал он Мефодию.

– Но я думал…

– В другой раз будешь умнее. А теперь подбери свою пилку для ногтей и положи в футляр. У нас еще куча дел. А ты спрячь флейту, девочка! Признаться, она меня нервирует. Теперь ты видишь, что это за оружие?

– Да, – сказала Даф.

– Ты ведь применяла ее впервые? На стражах мрака, я имею в виду?

Даф с любопытством посмотрела на свою флейту.

– Ага. Раньше я кучу раз отрабатывала эту маголодию, особенно финальный переход, но никогда не подозревала, что эта штука может так сильно шарахнуть.

Арей кивнул:

– Точно так, слово в слово, говорила восьмидесятилетняя старушка, которая решила попугать пьянчужку-соседа дробовиком и нечаянно спустила курок… А теперь ступайте! Пару часов отдыха здесь, в резиденции, пойдут вам на пользу. После полудня мы выступаем!

Мефодий, все еще нетвердо стоявший на ногах, и Дафна направились к двери. Границы кабинета скрадывались на глазах, точно тени облизывали и съедали их. Арей поставил на стул согнутую ногу и озабоченно разглядывал нанесенную Хоорсом рану.

Вдруг Дафна обернулась:

– У меня вопрос. Я тут вспомнила… Что это за запись карандашом?

– Каким карандашом?

– Обычным карандашом. Запись, имеющая отношение ко мне и к Мефу, – уверенно повторила Даф.

Лицо Арея осталось бесстрастным, однако в глазах определенно мелькнуло беспокойство.

– Вы что, встречались с Аидой? – вскользь поинтересовался он.

– Да. С Мамзелькиной.

Арей поморщился.

– Видишь ли… – ответил он уклончиво. – В тех списках, что дают Мамзелькиной в канцелярии судеб, есть понятие: «свободная графа». Это практикуется, когда ясно, что кто-то должен погибнуть, но будущее еще окончательно не определилось. В этом случае обычно вписывают в эту графу карандашиком два-три имени, а потом… В общем, потом лишние имена стирают, а одно остается и проявляется окончательно. Аида, как только списки получила, сюда помчалась. Она бабка верная, хоть и корыстная… И должность свою знает… Но если надо будет, тут уж не дрогнет, не сомневайся… Для нее что Меф, что Улита, что Даф… Работа! Правда, «свободная графа» заполняется порой спустя много лет. Так что паниковать пока рано.

– Я знаю, – сказала Дафна, вспоминая равнодушный звон косы и мертвую ворону.

– А чьи имена в списке? Наши с Даф, да? – спросил Мефодий.

– Неважно, – быстро сказал Арей, и Мефодию показалось, что тот знает ответ. Или хотя бы догадывается, что в некоторых случаях почти одно и то же.

– Улита, ты закончила? – нетерпеливо спросил Арей.

– Вроде того. Остался последний штрих.

Улита отошла в сторону. Белое птичье перо у нее в руках было перемазано желчью вепря.

– По-твоему, это на что-то похоже? – спросил у Улиты Мефодий, созерцая сложную фигуру на полу.

– Не встревай! На критиках опыты ставят, когда крыс не хватает! – огрызнулась Улита.

Первой в руну шагнула Даф, за ней Мефодий с висящим у него на поясе мечом Древнира и, наконец, Арей в нагруднике и шлеме. Он кивнул Улите, и его секретарша, присев на корточки, провела пером последнюю черту, завершив руну.

Края руны вспыхнули. Контуры Улиты, стоявшей снаружи, постепенно становились прозрачными.

– Удачи! – крикнула она.

Мефодий тоже хотел крикнуть что-то на прощание, но Улита явно не могла его услышать. Все вокруг внезапно изменилось. Он понял, что стоит на белом песке. Прямо перед ним расстилалась огромная равнина. Она была такой плоской, что казалась выгнутой. Особенно это подчеркивалось скошенной линией горизонта. Солнце точно прилипло к прожаренному небу. Чуть дальше на теле равнины торчали уступы и скалы, напоминавшие зубцы на спине у дракона.

– Дальше пешком. Начиная с этого места от наших рун уже не будет никакого толка. Небольшую магию сохраняют лишь артефакты. Видите те скалы? Там начинаются Срединные земли, – сказал Арей.

– А где это географически? – спросил Мефодий.

– Географически? Забудь это слово. На лопухоидных картах этого места нет. Впрочем, Эдемский сад и Аид на глобусе также не отмечены. Что совсем не мешает им существовать, – сказал Арей и, не оглядываясь на Мефодия и Даф, быстро пошел вперед.

Долго, очень долго они шли по каменной спирали между скалами. Кое-где попадались островки коричневатой земли с чахлыми деревцами. Солнце бездумно жгло пески. Небо казалось перевернутым и неправильным. Что-то в нем было такое, что рождало у Мефодия ощущение фальши, которое бывает порой, когда смотришь плохой фильм или бродишь среди киношных декораций. Вместо дома существует одна лишь передняя стена, а дверь салуна ведет в никуда. Эти же декорации были вполне натуральны – живые деревья, раскрошившиеся скалы…

Но все равно ощущение нереальности, неправильности настигло теперь Мефодия. Нахлынуло, затопило. Он ощущал себя пауком, который бегает по дну банки, а на него сверху смотрит кто-то могучий и непознаваемый. Они были точно на огромной, совершенной, выполненной в малейших деталях съемочной площадке, которая потому только и была ненастоящей, что выглядела слишком настоящей…