Эльберд Гаглоев - По слову Блистательного Дома

Наконец на его бесстрастной физиономии проявились хоть какие-то элементы эмоций. Мне аж полегчало. Очень уж был невозмутимый.

— Слушай, Тивас, так это что, так вот просто? Взял и перешел?

— Нет, не так. Но в общем-то ничего сложного. — Тут он замолчал. Подумал. — Хотя… Если у человека есть некоторое количество воображения. — Он опять замолчал. — Ты в детстве на облака любил глазеть?

— Естественно. И сейчас люблю.

— Ничего естественного. Для большинства это абсолютно глупое времяпрепровождение. Так вот. Видел вместо облаков замки, города?

— Ну конечно!

— А краем глаза — шпили и знамена, воинов и всадников?

— Ну да. — Я даже привстал.

Наконец хоть кто-то говорит, причем без улыбки, о том, о чем я признаюсь лишь под пыткой. Смеются, гады. Ведь даже родная жена, когда я ей стал рассказывать о небесных городах, уложила меня и долго гладила по буйному лысому черепу, пока я не уснул.

— Если столкуемся, научу тебя смотреть правильно, и сможешь ты оказываться, где пожелаешь. Но если столкуемся. А так для работы тебе это просто необходимо.

— Слушай. Перестань ходить вокруг да около. Для какой работы?

— Ты понимаешь, оказался я весьма в сложной ситуации. Попал я в засаду, был пленен, вырвался, но мой… — Он замялся, подыскивая слово, понятное для меня нецивилизованного: — …прибор для связи оказался поврежден.

— Хрупкая, видать, штуковина, — посочувствовал я.

— Лови, — метнул он мне сквозь костер какие-то четки, которые тяжелой каменной змеей оплелись вокруг моего запястья. Мощное такое каменное ожерелье. Широкое. При наличии навыка прибить можно.

— Хрупкая? Один шанс из миллиона, что под нужным углом попадешь в нужное место. Самое смешное, что я сам и попал.

— Грустненько.

— Грустненько. Еще грустнее то, что вызывал по этой штуковине я совсем не тебя. А как здесь ты оказался, не понимаю. Вернее, догадки есть, но оставим их на потом. Так вот, мой прибор разладился, и я даже не представляю, какие такие радости призвал в этот мир сквозь тонкую ткань границ. Вызывал я воина. Своего давнего и весьма верного агента. А вызвал тебя. Как это получилось, не знаю. Правда, похожи вы до невозможности. — Он угрюмо замолчал.

— Воин, говоришь, — переспросил я. — Жаль, на пенсии я в связи с многочисленными повреждениями организма.

Государство, в котором я живу, некогда самое миролюбивое, впрочем, только с его точки зрения, в течение очень недолгого времени превратилось в территорию, где стало признаком плохого тона не стрелять в окружающих по финансовым, коммерческим, партийным, религиозным, конфессиональным основаниям. Частенько серьезные, с их точки зрения, люди, прослышав о моем жизнерадостном прошлом, делали предложения попринимать участие во всех этих стреляниях. Вначале пытались проехаться на халявку, убеждая в своей полной и окончательной правоте (я всегда относился к людям, считающим себя истиной в последней инстанции, с большой долей скептицизма), давили на патриотизм, потом вульгарно предлагали денег. Поначалу по разным причинам, в том числе и алкогольным, я съездил в так называемые «горячие точки». И убедился, что войны, которые ведутся государствами, конечно, грязны, как всякие войны, но то, что могут сотворить опьяненные свободой люди, превосходит всяческое, даже мое, весьма, кстати, циничное, воображение. Дело в том, что как бы ни выли застрявшие в диссидентстве престарелые мальчишки о зверствах военных, те, как правило, выполняют поставленную перед ними задачу специально не затрагивая гражданских. А жертвы среди населения, как это ни мерзко звучит, побочный продукт боевых действий. А дядька, которому всучили автомат и запудрили мозги идеей о Великой Молдове, Армении, Азербайджане и т. д. … это просто удивительно, что может сотворить обыватель, обуянный великой идеей. Это просто потрясает всяческое воображение.

— Ну для начала скажу, что нет в тебе никаких повреждений, — усмехнулся дядька, поднял указательный палец и добавил: — Для начала.

Я не поверил. Но встал, поприседал, попрыгал, кувыркнулся. Организм был действительно лейтенантский.

Все знают, где бывает бесплатный сыр. Поэтому я присел к костру и поинтересовался:

— И что я за это должен? Только в разумных пределах.

— Лет пятьсот истекло, как границы реальностей после очень долгой подготовительной работы стабилизировались. Как раз тогда и перестали у вас появляться всякие великаны, драконы, колдуны, настоящие, заметь, и прочие посетители. Заплутавших мы вывели, а с заблуждавшимися вы сами активно разделались. А вот сейчас возникли проблемы. Время в реальностях идет по-разному, да и общественное развитие на разных уровнях. Здесь самое сказочное средневековье. Да впрочем, сам увидишь.

Но как вербует, гад, на мечте, на заветной мечте. От такого отказаться сложно, более того, почти невозможно.

— Ворота открываются хаотично. Но разовые переходы не опасны. Их последствия несложно нейтрализовать. — Он опять замолчал.

— Кто-то пробил канал, проход, как тебе угодно. Кто, я еще сам не разобрался. Но этот кто-то пытается пустить насмарку то, над чем Институт работает в этой реальности последние три сотни лет.

С одним представителем этой силы я уже столкнулся. Но вот по душам поговорить не получилось. Выяснил я только, что власть в Империи они захватили. И даже на мое место посадили двойника. По некоторым данным я могу предполагать, что это представители цивилизации, находящейся на уровне развития не ниже нашей, но кто? Не знаю. — Он задумчиво уставился в костер. — Ты понимаешь, я ксенобиолог по базовому образованию. А вот этого, что со мной разговаривал, классифицировать не смог. Чужой он. А у меня связи нет, — вдруг пожаловался он. — Чужой, — повторил.

Я потряс головой, чтобы жуткий сумбур, установившийся в моей голове, хоть как-то улегся.

— Так, подожди. Давай по порядку. Сюда меня случайно, я подчеркиваю, случайно, в целях твоей личной безопасности приволок меня ты. Так?

— Так.

— Обратно ты меня отправить сейчас не можешь. Так?

— Так.

— Но в обозримом будущем это реально. Так?

— Так.

— А для этого тебе надо добыть средства связи. Так?

— Так.

— А где их можно добыть?

— В моем дворце.

— Поскольку ты Великий, то дворец твой в столице. Так?

— Так. Только в столице сейчас эти. Чужие.

— Значит, надо их победить. Так?

— Так.

Я решил на время отложить свои пацифистские настроения. Потому что передо мной стояла задача. Попасть домой. А этот негр преклонных седин если действительно припер меня сюда, то можно предположить, что может и депортировав обратно.

Белогривый афро-американец грустно смотрел в огонь.

— А шансов попасть в твой дворец у нас маловато. Так?