Светлана Прокопчик - КРЕСТ

Ругерт Хайрегард помолчал, потом кивнул:

— Пожалуй, Эстольд прав. Спешить ни к чему. Если Эрику суждено привести в Найнор Фриду — сделает это по весне. Если он не передумает, на Анин день назначаем обручение. Мне кажется, сегодняшняя ссора произошла и потому еще, что Эрик и Фрида плохо знали друг друга. Светские вечеринки — не лучшее место для задушевных бесед. Поэтому, Дитмар, я приглашаю тебя с семьей провести зиму в Найноре. Думаю, Эрик пробудет в столице не так уж долго? — спросил он у Эстольда.

Герцог лишь усмехнулся. И по его хитрой гримасе всем стало ясно — он уж приложит усилия, чтоб подольше не отпускать Эрика в Найнор.

***

Фрида не могла и подумать о сне. Глубокой ночью она сидела перед статуэткой Хироса и, сцепив пальцы в замок, молилась: сделай так, чтобы случилось чудо! О, если бы она могла послать весточку Оттару!

Вернувшись от Хайрегардов, отец влепил ей пощечину и запретил выходить из дома. Молодой князь оправдался полностью. Фрида не знала, каким образом он убедил отца. Сама она по-прежнему верила только Оттару. И у нее осталась лишь одна ночь свободы — в полдень отец увозит всю семью в Найнор, где родители пробудут зиму, а Фрида останется навечно, ибо весной ей предстоит выйти замуж за Эрика. Лишь одна ночь… и никакой надежды.

Она безутешно рыдала, минуты текли неспешно, как густой мед из перевернутых сот, и ничего не менялось.

— Не слышит он твоих молитв? — посочувствовали за спиной.

Фрида вскочила, завизжала отчаянно. В углу ее спальни, в хрупком креслице восседал богато одетый незнакомец. Молодой, важный. Лица его в полутьме было почти не видать, взор притягивали волосы — светлые, ниспадавшие роскошными, тщательно расчесанными волнами на плечи.

Фрида набрала воздуху побольше и завизжала еще отчаянней.

Незнакомец не сдвинулся с места, сидел, закинув ногу на ногу, и похлопывал себя дорогими перчатками по колену. Кажется, он улыбался.

Фрида завизжала на пределе возможностей.

В окне жалобно зазвенели стекла. Снаружи дико взвыла собака, вой и тявканье распространились по парку, перекинулись за ограду. Фрида даже расслышала, как на той стороне площади раздраженный женский голос поинтересовался, кому в полночь загорелось резать свинью. И резал бы уж умеючи, а то что она — визжит и визжит.

Но в ее собственном доме было тихо, как в гробу.

Фрида закрыла рот. Из-под двери, ведущей в гардеробную, доносился раскатистый храп горничной. Дурной храп, неестественный, будто горничная нарочно старалась храпеть как можно громче. Фрида оцепенела: обычно она могла шепнуть что-нибудь, и горничная — специально искала девку с острым слухом, — тут же вваливалась в спальню, вытаращив глаза от усердия. А тут — хозяйка криком исходит, а эта дрянь не чешется! На другой стороне площади люди проснулись — а ей хоть кол на голове теши!

И ведь вообще никто в доме не проснулся, внезапно поняла Фрида. Ни отец, ни мать, ни сестра-приживалка… Все спят, как убитые. А вдруг в самом деле убитые?! И тут же произошло нечто чудесное: Фрида будто воочию увидала, как лежат в постели ее отец с матерью, отец сонно скребет волосатую грудь, а мать тихо перебирает губами, будто шепчет. Отец всхрапнул, мать сильней зажмурилась. Отец выдал затейливую руладу, не всякий боров так хрюкнет, мать, не открывая глаз, толкнула его локтем. Отец послушно повернулся на бок, храп прекратился. Потом Фрида перенеслась в комнату приживалки. Та бессовестно дрыхла, когда к ее кузине тут ворвался… ворвался… А вдруг этот молодчик — насильник?!

На всякий случай Фрида попятилась. Рука нащупала что-то тяжелое. Краем глаза девушка ухватила округлые грани увесистого предмета — статуэтка Хироса. Та самая, перед которой она простояла на коленях до полуночи. Фрида замахнулась ею:

— Убирайтесь, кто бы вы ни были и с какой бы целью ни пришли!

Мужчина три раза хлопнул в ладоши:

— Браво! Первый раз слышу эти слова, сказанные надлежащим тоном! А статуэтку поставьте на месте. Красиво сделана. Дорого заплатили? — уточнил он обыденным тоном.

Фрида задохнулась от возмущения. Ночной гость засмеялся — тихо, воркующе:

— Какая вы… Дайте хоть взглянуть.

Фрида швырнула тяжелую вещицу негодяю в голову. Тот неуловимым движением взметнул руки, и тут же статуэтка оказалась в его пальцах. Как-то отстраненно Фрида отметила, что пальцы у него — толстые, но ловкие. И вообще он был очень, очень грубого сложения. Но ухитрялся притом не выглядеть разбогатевшим крестьянином. Не иначе, секрет в одежде, подобранной со вкусом.

— Ну-ка, — пробормотал он, — поглядим… Ага, я так и думал: клеймо Вишпарасити. Был триста лет назад в Румале такой мастер, слышали, да? И мрамор рападский, не наш. Значит, на заказ делал. Может быть, даже и сам, а не подмастерьям поручил… Ну да, вот его характерное "перышко". Сам. Знаете, сударыня, ведь такая вещь стоит больше, чем иная церквушка! Так сколько заплатили?

— Если вы грабитель — забирайте и уходите!

— Ну что вы, что вы… Какой же я грабитель? Где вы видали грабителей, которые лезут в дом, полный людей? Или же забираются в спальню к молодой девушке, которая еще не спит и непременно поднимет крик? — он засмеялся. — Который вы, конечно, подняли. Вас оправдывает то, что я не грабитель. И не разбойник. И даже, увы, — не соблазнитель. Мне мирские шалости ни к чему. Я, сударыня, умер больше года назад.

Фрида осела на ларь. И вместо выдоха из ее горла вырвался такой душераздирающий визг, что люди проснулись, наверное, на Гитском холме — но в доме все спали. Ночной гость брезгливо поморщился. Странное дело, именно эта гримаса заставила Фриду умолкнуть.

— И это вместо того, чтобы ответить на простой вопрос… Сударыня, ну что ужасного, если я при жизни коллекционировал всякие безделушки, не утратил к ним интереса и после смерти? Не думал, что вопрос о стоимости может привести вас в такое негодование.

— Я не знаю, сколько она стоит! — торопливо затараторила Фрида. — Это не наш дом… она тут уже была… Не знаю, клянусь Хиросом!

— А-а, — недовольно протянул гость. Поставил статуэтку на полочку. — Жаль. — Спохватился: — Сударыня, я совсем забыл представиться! Простите меня всемилостивейше… — Встал, низко поклонился, ухитряясь двигаться так, что на его лицо ни разу не упал свет: — Вальтер Закард. При жизни я был сыном барона, но умерев, разумеется, права на землю потерял, так что и упоминать об имении моего отца не стану. А названия тех земель, которыми владею тут, за краем жизни, вам ничего не скажут. Мой ранг пока невысок, что-то вроде местного рыцаря, но у меня неплохие шансы занять кресло хадмена — это что-то вроде графа. Потом мое продвижение по иерархической лестнице будет идти медленней, увы, не все зависит лично от меня… Впрочем, это уже не столь интересно.