Светлана Прокопчик - КРЕСТ

Епископская карета прибыла как раз, когда все было готово. Ларс метнулся к крыльцу; с помощью четырех дюжих лакеев молодого князя осторожно извлекли, на плаще внесли в дом. По бокам раненого придерживали отец Франциск и Иоган Ладенгир. Старый князь, увидев безжизненное тело сына, без сил осел в подставленное вездесущим дворецким кресло. Ларс командовал уже в комнате, приготовленной для операции, где раненого переложили на стол, а горничные суетились с тряпками, подтирая пол за лакеями. Араб, церемонно поклонившись священнику, произнес особенным тоном:

— Встретить многоуважаемого коллегу — огромное счастье для старого врача. Не откажется ли его мудрость продолжить заботу о раненом, ассистируя при операции? Участие просвещенного епископа — огромная честь для старого врача.

— Я преклоняюсь пред вашими знаниями, досточтимый Махмуд айн-Шал ибн-Хаман. И если жалкая помощь ученика нужна светочу медицины, то мне остается только отдать все силы ради спасения жизни князя, — в том же ключе отозвался отец Франциск.

Араб уважал епископа: тот стал его учеником, невзирая на духовный сан. Но и отец Франциск, безусловно, платил ему почтением.

Дворецкий разыскал для священника чистое платье — чтобы пыль с одежды не попала на рану, а араб с поклоном протянул такой же шарф, каким покрывал собственную голову. И даже помог намотать тюрбан. Закрепил свисающий конец широкой ленты так, чтобы он закрывал нос и рот, жестом приказал священнику сделать то же самое. И вдвоем они удалились в комнату, плотно притворив за собой дверь. Ларс тут же оседлал стул рядом с комнатой — приготовился ловить и исполнять срочное поручение.

Иоган Ладенгир, проводив взглядом эту немыслимую пару, вслух поразился:

— Никогда бы не подумал, что такое возможно: араб и епископ у ложа одного больного. Да у них же вера разная! А они друг друга "досточтимый" называют, комплиментами обмениваются… Араб даже тюрбаном поделился. И чего только здесь не увидишь!

Старый князь, уставившись застывшим взором в одну точку, похоже, совершенно не замечал незнакомого человека в своей гостиной. Зато Иоган видел его прекрасно. И решил, что надо его отвлечь от грустных мыслей, а то старый князь, потрясенный горем, рисковал не дожить до выздоровления сына. А в том, что Эрик поднимется, Иоган был уверен.

Потому он бесцеремонно уселся напротив старика, не обращая никакого внимания на неодобрительные взгляды дворецкого, и завел легкомысленный монолог. Князь ронял односложные ответы, по-видимому, так и не замечая, что с кем-то разговаривает.

— Да выживет он, — добродушно сказал Иоган. — Я рану видел. Тяжелая, и кто другой от нее помер бы. А Эрик выкарабкается.

Старый князь очнулся. Внимательно оглядел гостя. Иоган безмятежно улыбался.

— Иоган Ладенгир, вольный барон дель Рагервик, — представился он.

Старый князь молчал. Потом осторожно, медленно сказал:

— Вы очень… похожи на Альтара Тарнисского.

— Можно сказать и так. И даже лучше так, меньше вопросов у посторонних возникает.

— В этом доме нет посторонних, — с гордостью ответил князь. — Но я понял вас… видите ли, мне не хочется порой произносить некоторые слова…

— …особенно те, которые звучат как "Неподсудный Хаоса", — закончил за него Иоган. — Не беспокойтесь. Все мои враги уже знают.

— И вы пришли за Эриком.

— Собственно, нет. Просто познакомиться хотел.

Старик вздохнул с явным облегчением. Виновато повел рукой в сторону комнаты, где уединились араб и епископ. Иоган покивал сочувствующе и принялся рассказывать о поединке. Он искусно описал поведение противников перед боем, воздержавшись лишь от рассказа про девушку — ибо не совсем понял, что за отношения связывали развратницу и молодого князя. Вскользь — чтобы не травить душу отца — поведал о ранении. Зато с жаром расписал конец поединка.

Ларс вскочил, повинуясь оклику изнутри комнаты, распахнул дверь и позвал лакеев. Вскоре четверо слуг прямо на столешнице вынесли раненого и повлекли наверх, в его покои. Врач отправился за ними, но быстро вернулся.

Разматывая тюрбаны, араб и священник приблизились к Хайрегарду. Махмуд айн-Шал ибн-Хаман с немалой гордостью сообщил:

— Инлах велик и милостив! Рана тяжела, но не смертельна. К счастью, молодой князь обладает изящным телосложением, и наслоения жира не помешают ране затянуться вовремя. Но при этом у него крепкое здоровье. Если не случится горячка, он встанет с постели через четыре недели, хотя долго не сможет пользоваться правой рукой. Правильное лечение со временем избавит его и от этого воспоминания.

— А если горячка? — спросил Иоган.

— На все воля Инлаха… Князь потерял много крови, и горячка очень опасна. Но зимой воспаление ран происходит редко, на холоде гниение останавливается.

Врач долго и подробно объяснял, как ухаживать за раненым, чем поить, когда можно накормить и какой пищей. Обещал зайти вечером, взглянуть на молодого князя. И отказался говорить о гонораре до тех пор, пока Эрик не окажется вне опасности. Вскоре он ушел. Вслед за ним распрощался Иоган Ладенгир, которого Ругерт уже успел пригласить в Найнор — погостить до весны.

Поднявшись в кабинет, старый князь налил себе вина, епископу воды. Но отец Франциск запротестовал:

— Вина, князь. Так я не волновался никогда. Полагаю, один бокал не зачтется мне как грех пьянства.

Князь не возражал. Епископ торопливо выпил, бледное лицо его слегка порозовело. Переведя дух, твердо сказал:

— Он будет жить. — Помолчал. — Я даже рад, что врач, приглашенный на поединок, отказался спасать его — разгляди он Печать, а при перевязке это неминуемо, и Эриком немедленно заинтересовались бы люди Теодора. Это был ужасный риск, приглашать непосвященного. Странно, что Эрик забыл. Он должен был позвать Махмуда. И меня немало беспокоит этот молодой человек, Иоган Ладенгир…

— Он не человек, — перебил его Ругерт. — И даже не настоящий тарнид, хотя к ним он ближе, чем к нам. В сущности, он нечто среднее между нами. Нет, не так — он высшее над нами. В его жилах течет тарнисская кровь, но у него, как и у людей, есть душа.

— Скажите… он именно то, что я подумал?

Ругерт, сбросивший с плеч тяжесть неизвестности, засмеялся:

— Не знаю, что именно вы подумали, но он — Неподсудный Хаоса.

— Не ожидал я, что судия нашего мира будет выглядеть и вести себя столь обыденно, с некоторым даже шутовством…

— А вы почитайте, что вытворял Альтар Тарнисский, — напомнил старый князь. — Тоже был… шутник. Это мы полагаем, что судия должен быть бесстрастным. А в действительности Неподсудный — Хаос во плоти. И потому он неподсуден, что не нам судить его поступки и наклонности.

Епископ помолчал, потом заметил: