Светлана Прокопчик - КРЕСТ

Эрик не питал к Фриде никаких чувств. Ни ненависти, ни симпатии. Так было и раньше. Его не привлекали девушки этого типа, он любил рыжих. Пожалуй, только тело… Эрик не обманывался: он молод, испытывает вожделение почти ко всем женщинам. Он не пылал от любви и легко смирился с тем фактом, что Фрида уже познала утехи ложа.

Наверное, поначалу ему хотелось, чтобы она ушла и прекратился наконец вой у него над головой. Поэтому он сказал то, что девушка хотела услышать. Но на следующий день Фрида приехала снова, сидела рядом, щебетала приятным голоском, уверяла, что прекрасней него нет мужчины на свете, и что самое большое счастье для нее — видеть, как он выздоравливает. Эрик смотрел на нее и думал: она грешна перед ним, а оттого всю жизнь будет дорожить его прощением. Теперь-то уж она станет хранить верность пуще жизни.

Кроме того, Эрику было одиноко. Он никогда и никому не говорил этого. Впервые пустота коснулась холодным крылом в раннем детстве, когда осознал внезапно, что Верея, молочная сестра, любит его — но и побаивается. Его никто не понимал. Ни отец, всегда сдержанный и будто чувствующий свою вину перед сыном, ни учителя. С одной стороны от Эрика стояли люди, обыкновенные, далекие от того призрачного мира магии, в котором он жил. С другой — бог и демоны, Инлах и Сартип с братьями, которые, принадлежа миру магического полностью, не могли понять стремлений и переживаний смертного. Все они просто ждали, когда Эрик вырастет и исполнит свое предназначение. А Эрик хотел жить и как человек, и как маг.

А потом ему встретилась Ядвига. Первая женщина, первая настоящая любовь. И первое его горе. Эрик усмотрел связь между своей изменой и гибелью Ядвиги. Если б он тогда не принялся увиваться за Изабелью… Или хотя бы сначала обвенчался с Ядвигой, а потом поехал в Хойру…

Сейчас перед ним на коленях стояла Фрида. С которой он почти помолвлен, хотя судьба этого брака так и осталась нерешенной. И Эрик думал: что, если он сейчас откажется, и она тоже погибнет? Он не любил Фриду, и не ждал, что полюбит в будущем, но начал привыкать к ее присутствию. И ему нравилось верить, что хоть кто-то разделит его одиночество. Фрида романтична, она не станет упрекать его за то, что Эрик следует своему пути — в конце которого его ждет гибель. В ее глазах он не будет сумасшедшим, готовящимся к верной смерти, нет — она сочтет мужа героем. И пусть даже ей никогда не понять, что такое настоящая любовь, — чтить его и уважать она сумеет. Немного, но ведь у него нет и того.

Эрик простил Фриду.

***

Оттар целыми днями лежал в своей комнате на втором этаже убогого особняка на улице Кожевников и глядел в потолок. Нога уцелела, кость была задета вскользь, но рана загноилась и причиняла ему ужасную боль. Оттар терпел.

Три раза в день заходила мать. Приносила еду, меняла свечи и ночную вазу. На сына не смотрела, молчала. Отец поднялся один раз, посидел рядом, тяжело вздыхая, ничего не сказал. Карл поначалу заглядывал часто, но потом ему, видимо, расписали поединок — и братишка забыл про Оттара.

Самым честным и благородным человеком оказался Эйнар Силард. Он пришел через два дня, в сопровождении незнакомца, которого представил врачом. Сквозь зубы процедил, что ему противны все поступки Оттара. Эйнар жалел, что именно он посвящал Оттара в рыцари. Но притом он не мог повести себя бесчеловечно.

— Пусть тебя Господь судит, — холодно произнес, как проклял, Эйнар.

Господь… Наверное, именно с этих слов что-то повернулось в сгнившей так быстро душе Оттара. Он сам не знал, что именно. Только понял, что мир этот устроен совсем иначе.

И на следующий день к нему явился Гран. Оттар будто впервые увидал его. И что же он видел? Болезненного вида молодого человека с пустыми глазами, с губами сластолюбца, наглеца и хама. Откуда-то Оттар знал и то, что Гран — законченный трус. Даже оммаж побоялся дать кому повыше Буцгаля, потому что от этого демона проще отвертеться, чем от других. И магией он занимался как трус: тайно, глубокой ночью, добывая нужные вещества для магических составов чужими руками. Настоящий маг все делает сам. А душу он продал за умение играть в карты: в деньгах нуждался. Он ведь был сыном разорившегося помещика без титула. Оттого и завел в доме порядок, что никто не называет другому свою фамилию: боялся, что окажется самым незнатным. Выиграл в карты состояние, купил роскошный дом, а его родители и две сестры жили в нищете. Гран вычеркнул их из своей жизни, они компрометировали его бедностью.

Да и деньги ему нужны были только чтоб пыль в глаза пустить. Ни на что другое его воображения не хватало. Мог бы, служа Устаану, снарядить крепкую банду — но Гран, когда начались мятежи дьяволопоклонников, ушел в подполье. Он боялся. Он боялся всего. И все старался сделать чужими руками.

— Ты мерзавец, — шипел он, сидя у постели Оттара. Говорил очень тихо, чтобы не услышали домочадцы. — Ты должен был его убить! А теперь он выздоравливает!

— Взял бы да и сам дорезал, — равнодушно бросил Оттар.

Гран опешил и позеленел:

— Я?! Да ты рехнулся! Это ты клялся его убить, причем тут я?!

— Разве это не общее дело?

— Общее дело — глупые слова для тех, кто кланяется рабу, — скривился Гран.

И тут Оттар не выдержал:

— Гран, а почему ты никогда не называешь его имени, а? Ну что тебе стоит взять и сказать — Хиросу. А? Я тебе скажу, почему. Потому что Хирос победит. Он не может не победить. Устаан обречен, потому что ему служат мерзкие трусы вроде тебя, которые считают, что подвиги должен совершать кто-то другой. Ты и сам знаешь, что Хирос победит. И потому ты поступаешь так, чтоб тебя нельзя было притянуть к ответу. Ты всегда можешь сказать, что не предавал Хироса, правда? Ты проклинал какого-то раба. А Хирос ведь в рабстве никогда не был. Его только казнили такой же смертью, какой казнят рабов, воров и мятежников. И ты скажешь: в магию, дескать, никогда не верил, а оттого играл в нее смело — разве может быть вред от того, чего не существует? А Хироса ты не порочил. Надеешься, что в ад низвернутся твои приятели, которых ты ловко заставил служить Тьме, а сам вроде как сверху останешься. Но я скажу тебе, Гран: магия существует. И Хироса ты предал. Там, — он глазами показал на потолок, — видят не только слова, но и мысли. А теперь уходи и не приходи больше.

Гран, красный и злой, встал. На пороге громко объявил:

— Твоя Фрида, между прочим, вернулась к князю. Так что не надейся, что ее папенька в ноги тебе кинется. Ты так и останешься нищим.

— А ты скоро умрешь, — бросил Оттар. Бросил просто так, без задней мысли.

Оттар не обиделся, что его планы выгодно жениться пошли прахом. Ему даже полегчало от мысли, что не придется жить с Фридой. Так и сказал на следующий день отцу Франциску.