Елена Величка - Кольцо демона

Отломив кусок хлеба, Конрад равнодушно подумал о том, что пища может быть отравлена. Смерть в чистилище означала для него возвращение на землю — почему-то он был уверен, что это именно так и желал только, чтобы всё произошло быстро. Неожиданное, ничем не объяснимое предательство богини опустошило его сердце. Он не понимал, в чём провинился перед ней, за что она изгнала его из своего волшебного мира, но чувствовал, что его сказка окончилась.

Скорее к людям! Он ненавидел их, но земная жизнь манила его теплом воспоминаний о красоте природы, подвластной смене сезонов, и маленьких радостях, доступных лишь обитателям видимого мира и оттого особенно желанных в чистилище.

Он потянулся к кувшину, взял его обеими руками. Пить из широкого горлышка было неудобно — вино переливалось через край. Мимолётная мысль о бокале мгновенно воплотилась в образ: на столике появился деревянный, украшенный резьбой кубок. Налив себе вина, Конрад с беспокойством оглянулся: ему почудилось, что за его спиной бесшумно приоткрылась дверь.

В комнате произошла едва уловимая перемена. В ней будто посветлело. Обстановка осталась прежней, но изменились мелкие, не сразу бросающиеся в глаза детали: в изголовье кровати прозрачно-белым туманом опустилась шторка, на скатерти проступил узор из красных и голубых цветов. Конрад поднял край скатерти и расправил его на ладони — цветочный узор был вышит его матерью. Вот и чёрные, жжёные пятна — следы от углей, высыпавшихся из трубки отца. Откуда взялась здесь эта вещь, которой давно уже не было на земле?

Вспоминание о родителях причинило неожиданно жгучую боль. Конрад не узнавал себя: пустая бессмысленная печаль была ему прежде не свойственна. Что толку рваться туда, где больше нет ни твоих близких, ни дома, в котором ты родился и вырос? Та жизнь окончилась. Её необходимо забыть, иначе тоска изгложет душу. В аду — боль и ужас неотвратимой гибели. В чистилище — печаль о прошлом, которое теперь, издали, кажется таким радостным и счастливым. Это иллюзия. Человеческая жизнь не бывает безоблачной, просто хорошее помнится дольше и забывается труднее.

Но он не желал забвения, не хотел отдавать времени свои воспоминания за избавление от безысходной тоски. Он слишком высоко ценил свою личность, чтобы позволить ей исчезнуть, и верил, что если ему суждено возвратиться на землю, его память не должна угаснуть.

Глядя в окно на море и берег, он задумчиво отламывал кусочки хлеба и запивал их вином. Тишина и тепло, разливающееся по телу, постепенно возвращали ему душевный покой. Возможно, он поспешил обвинить богиню в предательстве. С чего он взял, что она покинула его навсегда? Ему казалось, что она незримо присутствует здесь, в доме.

Но что-то изменилось в окружающем мире настолько неожиданно, что в первый миг Конрад почувствовал тревожный холодок этой перемены, коснувшийся его сердца, и лишь потом заметил движение на берегу.

Вдоль кромки прибоя медленно, неуверенной походкой шла женщина в длинном сером балахоне. Её голову покрывал грубый серый чепец. Тяжёлый шаг, опущенные плечи говорили о глубокой усталости. Конрад следил за ней, не отрывая глаз. Она напоминала ему мать. Сходство было невероятным.

Женщина подошла ближе. Он уже ясно различал её черты, но всё не мог поверить… Она, точно она! Не выдержав, он бросился ей навстречу.

Она так долго блуждала по этой странной местности, не встречая по пути ни людей, ни животных, не замечая ни малейшего следа их присутствия, что уже начала свыкаться с тоскливой безжизненностью окружающего мира. Дом она увидела внезапно: он будто вырос перед ней — зримое свидетельство того, что в этом мире она всё-таки была не одна. Она остановилась, испуганно глядя на молодого человека, выбежавшего ей навстречу, и не сразу узнала в нём своего младшего сына. Он так удивительно изменился! На мгновение ей показалось, что и сама она — уже совершенно иная женщина, не та, что была прежде.

— Конрад? — мать смотрела на него, с трудом веря, что это действительно он. — Я думала, что больше никогда тебя не увижу… — Она заплакала.

Обнимая её, он с удивлением и страхом осознал, что эта встреча — последнее короткое свидание перед вечной разлукой. Их пути расходились навсегда.

Как видно, она почувствовала то же самое и отстранилась.

— Прости, сын, я должна уйти…

— Куда?

— Не знаю. Мне нельзя оставаться с тобой.

— Я хочу, чтобы ты осталась… или мы уйдём вместе.

Она грустно покачала головой.

— Нас разлучат. Разве ты не чувствуешь, что мы здесь не надолго?

— Всё зависит от нас самих.

Конрад взял её за руку. Он спешил. Ему казалось, что мать может исчезнуть так же внезапно, как появилась. Ведя её в дом, он с трепетом ощущал непрочность, хрупкость существующей между ними связи. Эта женщина больше не была его матерью. Он не имел права называть её так и удерживать. Два существа, похожие скорее на ангелов, лишённых крыльев, чем на людей, внешне ещё сохраняли мужское и женское обличие, но образы их были непостоянны, изменчивы, как море и небо.

Конраду почудилось, что в кухне стало темнее. Смутно-тревожное ощущение постороннего присутствия возникло у него при взгляде на лестницу, ведущую в жилые комнаты, словно деревянные ступени впитали в себя звуки чужих шагов.

— Подожди меня здесь. — Он выпустил руку матери, бесшумно приблизился к лестнице и остановился, прислушиваясь. Наверху царила тишина.

Что-то заставило его оглянуться. Мать исчезла. Конрад выбежал на крыльцо. Узкий, мощённый камнем дворик был пуст; никого не оказалось и на берегу. Громко окликнув мать, Конрад удивился странно изменившемуся, незнакомому звуку собственного голоса. Казалось, кричал кто-то другой, невидимый. Ему ответил рокот прибоя. Начинался прилив. Языки пены слизывали отпечатавшиеся на песке следы ног, ведущие к дому. В противоположную сторону следов не было.

Конрад возвратился в дом, чувствуя себя безмерно одиноким. В открытое окно мансарды рвался ветер. Берег и часть травянистой равнины просматривались до самых холмов. Море стремительно наступало, стремясь поглотить серебрящуюся полосу песка. Неяркий свет охватывал, обнимал, пронизывал все предметы, начисто стирая тени, отчего суровый пейзаж выглядел нереально, словно незавершённая картина.

Покинув мансарду, Конрад прошёл в единственную комнату и открыл окно. Перед ним громоздились валуны. Он выбрался на них. Море ревело внизу, под самой грядой. Тяжёлые волны разбивались о могучие глыбы, растекались ворчащей пенной мутью по пологой части берега. Нестерпимо холодный ветер взвивал и рассыпал мелкие брызги. Они жалили, словно тончайшие иглы. Хребты валунов покрывал белый налёт соли.