Вадим Климовской - Изгои Зоргана

— Выходит на Волчонка? — Зачем-то повторил вопрос запыхавшийся Видх. — Ну, так тут и так все понятно — полукровка подохнет, не доходя до второго кольца, что еще думать?

— Это тебе понятно Видх. Мне понятно. Другим понятно, а Кульмину, словно особенному, нет.

Молчаливое недоумение. Некоторое время бежали по лесу тихо и вдумчиво.

— Неужели Кульмин поставил?.. — Внезапно пролепетал в голос Зольм.

— Именно! Кульмин поставил на то, что выродок выживет и выберется из Раруха!..

В горле пересохло. Першило. Ужасно хотелось пить. Ужасно парило солнце. Он попытался приподнять голову, под затылком что-то хрустнуло. Голова не поворачивалась, затекли мышцы. По щеке струилась слюна, вязкая и горькая на вкус. Волчонок обтер тыльной стороной ладони щеку и с отстраненным выражением на лице отметил кровавый след на костяшках пальцев. Кисти. Что, Дьен возьми, произошло? Почему он… почему… а где это он?

Вопрос включил сознание. Мозг заработал, вспоминая последние фрагменты жизни. Складывая в единую, понятливую картину. Лисьенн. Лиана-хищник. Шипастая удавка — стремительная и смертоносно-меткая. Ловкий бросок и не менее ловкое вмешательство полукровки. Сам не зная почему, он заступил дорогу твари своим телом и не дал Лисьенну подставиться под удар, принял на себя всю мощь и силу гибкой лианы. Результат — он в бессознательном состоянии лежит в…

Волчонок пригляделся: папоротник. Папоротник? Точно папоротник.

Его тело прохлаждалось в тени зарослей высокого и прохладного папоротника. Удивительное везение при всем том. А могло быть хуже, скажем, как произошло с беднягой Торгеном. Все-таки он жив и это уже хорошо.

Спина, руки, ноги — все тело ныло и болело, он с трудом вспоминал акробатический полет над кронами невысоких деревьев, столкновение с ветками и острыми колючками. Поразительно, почему лианы за время его беспамятства не добрались до его тела? Почему?

Стоило ли об этом переживать? Когда надо было просто радоваться и молить Дьена об удаче.

Волчонок привстал, огляделся, присел на корточки. Странно, Рарух лежал в сумеречной тени. Почему? Очередное почему.

Стволы низких ялинов и лиственников заслоняли обзор. Он отошел в сторону, далеко не отходя от зарослей папоротника…

Солнце! Оно перевалило за половину небосвода, значит, минула половина дня?

Он пролежал четыре часа без сознания? Ужас!

Где остальные? Где Лисьенн? Где Форшен и Сорх? Хьюлин?

Почему он один в Рарухе?..

Догадка отрезвила его похлеще нагайки — его оставили одного! Бросили на произвол судьбы! Бросили в Рарухе!

Полукровка тяжело сглотнул — это верная смерть.

Смерть!

Хлысь!

Визгливый, мелодичный вопль…

Треск сучьев и шелест листвы…

По нервам бьет удаляющийся в чащу лиственника душераздирающий крик…

Сорх прирос на мгновение среди стволов ялинов — кажется Корэнт? Голос, то есть крик, отчетливо характерен Корэнту.

— Сорх, шевели ногами! Шевели! Со-орххх!! — Форшен вламывается в заросли и кусты неподалеку, можно даже дотянуться до него рукой.

Хьюлин с Ритгом тащили бесчувственного Лисьенна, поначалу у них это даже неплохо получалось, но силы не безмерные, и мышцы не каменные, — через пару миль, что Ритгом, что Хьюлин начали уставать. Оступаться и останавливаться, Лисьенн висел на ихних руках словно тряпка, спина волочилась по траве. На одном из участков, где росли ялины, переплетенные лианами, Хьюлин и Ритгом резко затормозили, сбросили ношу в высокую траву.

— Хва-атит! Хва-атит! Я больше не-е мо-огу…

И тут началось…

Хлысь!

Корэнта схватила паутина гибких и шипастых лиан, дернула на себя и утянула в бездонную лиственную глубину. Несчастный едва успел во весь рот загорланить. Истошный вопль еще стоял в эльфийских ушах, а ноги рекрутов давали жару. Ломали и топтали чащу, не зная усталости и отдыха. У Сорха и Форшена срывались голоса, группу охватила настоящая паника. Рекруты спасали свои жизни, каждый за себя. У Хьюлина и Ритгома пробудились резервные силы, дыхания. Оставалось удивляться, как это они не бросили бесчувственное тело Лисьенна посреди Раруха?

Мельтешение рук и ног…

Захлебывающийся полукрик-полувизг…

Сорх дико озирается по сторонам… ни кого! Одинокие бездушные лиственники и ялины. Мрачные стволы. Мрачный лес. Хотя, казалось, откуда взяться напасти, низкорослые деревья и кусты, как на ладони? Видно каждый куст. Каждую ветку дерева…

Магия! Все дело в магии!

Магия виновна во всем, даже в гибели его соратников. Сорх был уверен, что справа, рядом с ним бежал рекрут, теперь в паре шагах от него пустота и ни одной живой души. Значит, Рарух поглотил очередную жертву? Выходит, что так! Кто же это был? Нет времени на перекличку, убийственные лианы не будут ждать. Растянут зазнавшихся эльфов по глухим норам или тайникам… или что там у этих магических тварей вместо схронов-убежищ?

— Они-и сжи-има-ают на-ас в коль… коль… кольцо… — прошипел сквозь зубы, обезумевший от страха Форшен.

Сорх притормозил, остепенился, перевел дух. Легкие горели. В боку начало покалывать. Дьявольский марш! Когда же закончится, наконец, этот безумный и опасный день? Когда закончатся эти дурацкие испытания?

— Что-о ты пре-едлагаешь? — Переводя дыхание, в упор взглянул на одногруппника Сорх. — Мы преодо-олели полови-ину пу-ути… еще наверно-ое столько-о же…

— Все рав-вно…

— Эльфары! Эльфа-ары!! — Закричал торжественно и мелодично чей-то голос. Со всех сторон из рарухской чащи полетели восторженные и радостные крики. Они спасены! Дьен их простил и сохранил!

— Мы спасены Сорх! Слышишь мы… — крик застрял в горле Форшена, глаза его округливаются, выпячиваются из орбит, рот сводит судорогой.

Рекрут Сорх вздрагивает, когда нечто колючее и до ужаса жалящееся, впивается ему в ногу, в правую ногу, пронзает насквозь легкий комбинезон, вонзается острыми шипами в тело. Сорх чувствует, как иглы пробивают кожу, мясо и достают до самих костей. Вопль боли срывается с его уст. Он орет дико и неистово. Рвется тщедушно вперед, навстречу долгожданной помощи и свободе. Но хватка лиан жестока и цепка, они рвут мышцы и тело. Еще несколько цепких плетений оплетаются на левой ноге и поясе. Сорх сильнее орет и вырывается. В беспомощной попытке он бросает в помощь внутренний дар: энергия вырывается из него толчками, — рассекает деревья и листву, воспламеняет кустарник. Форшен отскакивает и спасает собственную жизнь. Никто не рвется на помощь Сорху. Да разве кто-то успеет?

Петли лиан оплетаются сильней. Хватки сжимаются, а гибкие ветки натягиваются — миг — и от бедняги Сорха, остаются только крик и кровавые брызги на листве и траве.

С перекошенным лицом Форшен провожает Сорха в последний, смертельный полет…